День проклятья

– Нет, но моту понять. Объединенные Силы проводят политику на грани войны. А что остается делать нам? Почитайте историю: требуется по меньшей мере двадцать лет, чтобы изжить синдром поражения. Есть люди, которые от всей души желают червям сожрать весь четвертый мир.

– А вторжение тем временем ширится?..

– Правильно. Некоторые не видят дальше собственного носа. Но как бы то ни было, – добавила Флетчер, – герромицин нельзя использовать как оружие.

– Почему?

– Вам не понравились бы его побочные эффекты. У червя спустя две-три недели мех начал восстанавливаться, но отрастали в основном красные, пурпурные и черные щетинки. Чем больше темнел мех, тем агрессивнее становился хторр, У него явно менялось мироощущение. В конце концов он стал таким буйным, что его пришлось умертвить. Мы боялись, что не справимся. – Она прищелкнула языком. – Вы, наверное, считаете червей злобными тварями? Накормите парочку герромицином – и увидите, что получится.

Я промолчал. Слишком многое требовалось обдумать. Я и раньше знал, что мех – разновидность рецепторов. На этом было основано действие нашего газа. Но почему поведение червя зависит от цвета нервных волокон?

– Кто-нибудь занимается «шкурой» червей? Флетчер помотала головой.

– Было бы здорово, но мы и так слишком разбрасываемся. Сейчас поставлено около пятнадцати проблем, которыми надо заняться в первую очередь.

– По-моему, это насущнее, если вы собираетесь их приручать.

– М-м-да, – согласилась Флетчер. – Вот почему мы так ищем альбиноса.

Тем временем джип снизил скорость у моста через Ок-лендскую бухту. Флетчер предъявила карточку сканеру, и заграждение разъехалось, пропуская нас. Над пустыми ящиками для дорожного сбора висела огромная предупреждающая надпись: 

ПО ПРИКАЗУ ВОЕННОГО ГУБЕРНАТОРА КАЛИФОРНИИ САН-ФРАНЦИСКО ОБЪЯВЛЕН ЗАПРЕТНОЙ ЗОНОЙ.

НАРУШИТЕЛИ НЕСУТ ЛИЧНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ПОСЛЕДСТВИЯ.

– Вдохновляющее напутствие, – заметил я.

– Весьма полезное, – парировала Флетчер.

– Почему?

– Я же говорила, что вхожу в Консультативный Совет. Сегодня Сан-Франциско пригоден только для политических игр.

– Простите?

– Это еще одна блестящая идея Агентства. Сан-Франциско мог бы стать отличным островком безопасности – он окружен морем с трех сторон. Но, к сожалению, там очень много руин, которые требуют расчистки, а у нас чересчур много воинствующих ретроградов, готовых грудью заслонить каждый телеграфный столб.

Вот губернатор и запретил им появляться там. Мне ежемесячно платят три тысячи – только бы я клялась и божилась, что город по-прежнему остается эпидемическим очагом.

– Разве это не так?

– По правде говоря… так.

Мы перевалили середину моста, и перед нами открылся город, точнее, его останки.

Панорама была жутковатой. От Сан-Франциско остался только скелет, все остальное сгорело. Сломанным зубом торчал Транс-Америка-Тауэр, Койт-Тауэр уцелел, но почернел от копоти. Многих зданий я просто не нашел – на их месте лежали развалины и груды кирпичей.

– О Боже…

– Я вас понимаю, – кивнула Флетчер. У меня перехватило дыхание.

– Я видел видеозаписи. Но… даже не представлял… как это страшно.

– Все реагируют так, по крайней мере в первый раз. У меня до сих пор сжимается горло, когда я еду по мосту.

– Там… ничего не осталось.

– Над городом прошел огненный шквал. Эти слова объяснили все.

Флетчер повернула запор рулевого колеса, выдвинула его в рабочее положение и сама повела джип. Автопилот хорош на гладкой дороге, среди развалин он может растеряться. Мы съезжали с моста в зловещей тишине.

– Вы помните Сити-Холл? – спросила Флетчер.

– Да. Перед ним еще была площадь.

– Площадь по-прежнему на месте. Только от Сити-Холла мало что осталось.

Она лавировала по ущелью из стали и кирпича – бывшей Маркет-стрит. Здесь выгорело все, что могло гореть, а некоторые дома буквально расплавились от жара. Я заметил табличку «Управление Сан-Франциско по делам колдовства» и подумал, что едва ли во всей Калифорнии сохранился хоть один колдун.

Тогда мы думали, что эпидемии закончились. Мы спустились с гор, вылезли из своих щелей. Мы считали, что у нас есть вакцины. Правительство убеждало в их надежности. Словом, имелись все основания вернуться.

Но болезни не закончились, прививки помогали только в редких случаях, и города по-прежнему таили опасность. Эпидемии разразились с новой, не виданной дотоле силой. Началась паника. Вспыхнули пожары, превращаясь в огненный смерч. Когда он прошел, Сан-Франциско не стало. Казалось, мы ехали по кладбищу.

– Вы говорили, что здесь работали военные, – сказал я.

– Большая часть работ по-прежнему ведется за пределами зоны, – ответила Флетчер. – Многое делают роботы. – Неожиданно она махнула рукой: – Смотрите…

– Что там?

И тут я увидел. Притормозив, Флетчер указывала на зомби.

Кроме рваного одеяла, заменяющего пончо, на нем ничего не было. Изможденный, словно живые мощи, он выглядел столетним старцем: сероватая кожа, белые волосы, свисающие на плечи сальными прядями. Определить его истинный возраст было невозможно.