День разгорается

Уверенно и легко до самого рассвета работали они в этот раз. Валик весело ходил в руках Матвея, а Елена едва успевала накладывать листы. Готовые прокламации устилали пол, скамейки, столы. Оба устали, но об отдыхе нечего было думать: надо было к утру отпечатать новую партию листовок: из Петербурга пришли первые известия о кровавом воскресеньи.

25

Тогда это всколыхнуло и потрясло многих.

В понедельник, десятого, Галя обедала у Скудельских. Сам Скудельский где-то запоздал и Галя в ожидании хозяина весело болтала со своей подругой Верочкой Скудельской. Зимний день ярко гляделся в чуть подмерзшие окна. В столовой было уютно и тепло. Разговор был веселый, безмятежный. После обеда подруги собирались на каток, а вечером в общественном собрании должен был состояться концерт проезжего пианиста.

Скудельский вошел неожиданно и по его виду девушки поняли, что случилось что-то очень важное.

— Это ужасно! — бросая пачку книг на стол, сказал Скудельский.

— Что случилось, папа? — испуганно спросила дочь.

— Ужасная вещь... В Петербурге расстреляны сотни людей!.. Войска стреляли в безоруженную толпу!.. И у самого Зимнего дворца, на виду у царя!.. По его может быть приказу!..

— Как это было? — всполошились девушки.

— Подробностей пока нет. Известно только, что мирная толпа рабочих была встречена залпами... Ах, это переходит уже всякие границы!

Скудельский прошел к себе в комнату. Верочка тревожно поглядела ему вслед.

— Папа очень близко принимает это к сердцу. Ему нельзя волноваться.

— Но ведь это ужасно, то, о чем он рассказал!.. Понимаешь, Вера, убито много людей! И за что?..

— Никто ничего не знает, — спокойно проговорила Верочка. — Вот на войне убивают еще больше, а мы не волнуемся...

— Ах, Вера, это не то!.. — с горечью возразила Галя. — Не то!.. Мирных, ни в чем неповинных людей... и с ведома царя!

Верочка подошла к подруге и обхватила ее за талию.

— Ну, ничего, может быть все это не так! Знаешь, как часто преувеличивают!

Скудельский вышел в столовую переодетый и немного успокоившийся.

— Вели, Верочка, подавать!

Верочка, бывшая за хозяйку после смерти матери, живо распорядилась. Когда уселись за стол, Скудельский, принимая из рук дочери дымящуюся тарелку супу, почти с злорадством сказал:

— Ну, теперь революция неминуема!

— Папа, папа! — с укоризненною усмешкой протянула дочь. — Вспомни-ка, ведь ты тоже самое говорил, когда была объявлена война!

— Ну, вот глупости! — немного смутился Скудельский. — И все-то ты помнишь! Конечно, война — это начало революции! Потому, что война преступна и ее ведут нечестно и она объявлена из-за чьих-то своекорыстных интересов... А вот теперь уж настоящее начало!

Галя прислушивалась к словам Скудельского. Друг ее отца, земского врача, Скудельский всегда возбуждал в ней чувство уважения и приязни. О Скудельском в семье Гали отзывались как о революционере и галин отец, сам спокойный и осторожный человек, про своего приятеля говорил многозначительно:

— Вячеслав, о! Это горячая голова!..

И теперь Гале было отрадно слышать, как волнуется Скудельский оттого, что в Петербурге произошло что-то ужасное, и она думала с неудовольствием о Верочке, так легкомысленно относящейся к кровавым событиям и к волнению отца...

— А когда будут подробности, Вячеслав Францевич? — потянулась она к Скудельскому.

— Официальных, казенных подробностей ждать нечего. Придется потерпеть покуда не получатся известия из верных источников... — Потом, откладывая ложку в сторону, он предупредил дочь: — Ты меня сегодня вечером не жди. Задержусь на заседании...

— А как же с концертом? — обиженно протянула Верочка.

— Я не пойду на концерт! — обливаясь горячим румянцем, поспешно сказала Галя. — И на каток тоже...

— Ты что же это траур что ли объявила?

— Ну, ну, Вера! — недовольно остановил дочь Скудельский. — Какие сегодня концерты? Несвоевременно.

...Галя шла от Скудельских и думала о том, что произошло в Петербурге. И еще думала она о брате Павле, который наверное знает о случившемся больше, чем Скудельский. Она поторопилась и почти добежала до дому. Дома в их общей с Павлом комнате она нашла на столе коротенькую записку:

«Вечером не жди меня. Может быть, совсем не буду ночевать дома. П.»

Ей стало обидно. Вот все, как ей казалось, принимают какое-то участие, имеют какую-то свою долю в том, что происходит, и Вячеслав Францевич, и Павел, и только она одна не причем. Она присела на свою узенькую девичью кровать, опустила руки и задумалась.