Вероятно, она вчера нечаянно положила его в ящик, когда повсюду искала футляр для очков. Ведь перед этим она как раз заходила к кроликам. Представляете, какая она рассеянная? Но она извинилась, наверное, раз сто.
Тинеке дала мне почтовую марку, и мы вместе с ней добежали до почтового ящика и бросили в него мою открытку.
По дороге Тинеке подтолкнула меня локтем.
– Жареной картошки больше нет? – спросила она. – Проклятый свинарник!
Я так расхохоталась, что даже не могла ответить.
– Где мой завтрак?! – крикнула я.
Когда Тинеке кокетливо проговорила: «Поцелуй свою мамочку!» – мимо проехал на велике Винсент.
– Ну вы даете! – пробормотал он.
Видно, он подумал, что Тинеке хотела, чтобы я её поцеловала! И мы смеялись всю дорогу до почтового ящика.
Осенью темнеет рано, и когда мы вернулись домой, уже наступили сумерки. Тинеке спросила, как я считаю: можем мы побегать с фонарями или мы уже слишком большие?
Я ответила, что, по-моему, бегать с фонарями прикольно и в нашем возрасте.
Мы договорились на следующий вечер и хотели сказать об этом Фритци и Юл, а может, и мальчишкам.
Очень довольная, я пошла домой.
12
Как мы бегали с фонарями
На следующий день за обедом мама сказала, что она заходила за хлебом в ту пекарню и жена пекаря сообщила ей, что получила от меня открытку и очень этому рада. Ещё мама принесла от неё подарок – пакет с выпечкой, которая немного раздавилась или помялась, поэтому не годилась в продажу, но была всё равно такой же вкусной.
И я очень обрадовалась, что мой воздушный шар не улетел в Африку. По-моему, всегда интересно с кем-то переписываться, но когда тебе присылают вкусную выпечку – это ещё интереснее. Я сбегала к Тинеке, и мы с ней выбрали самое хорошее.
В пакете лежали надломанная плюшка, чуть помятый фруктовый рулет, три шоколадных кекса и печенье «ганзеат» с отломанным краем. (Это моё самое-самое любимое печенье, бело-розовое: по-моему, вкуснее ничего на свете не бывает.)
Тинеке взяла плюшку, а я ганзеат. Потом мы съели шоколадные кексы и помятый фруктовый рулет. Сначала мы хотели угостить ими Фритци и Юл, но Тинеке сказала, что они обидятся, если узнают про плюшку и ганзеат, которых мы им не оставили, и не захотят есть поломанные кексы и мятый рулет. Так что пришлось нам съесть и их тоже.
После этого мы всё-таки зашли к Фритци с Юл, чтобы спросить, будут ли они вечером бегать с фонарями.
Фритци обрадовалась, а Юл тут же заявила, что она уже в пятом классе и выросла из таких детских игр.
Винсент сказал то же самое, но Лорин охотно согласился участвовать. Мы договорились на семь вечера.
По-моему, бегать с фонарями красиво и весело. У меня есть очень-очень старый фонарь, он был у меня ещё когда я училась в первом классе. Это большая луна с жёлто-синим смеющимся лицом. Я всегда слежу, чтобы он не прогорел. У Тинеке китайский розовый фонарь с шёлковыми кисточками понизу. У Фритци фонарь весёлый – зелёный шар с картонной головой наверху и картонными лапками внизу. Наверное, он изображает лягушку.
Когда мы с мамой искали в подвале мой фонарь, пришёл Петя и спросил, нет ли у нас факелов. Фонари – это для малышни, а с факелами можно бегать даже пятикласснику.
Мама немного поискала – и в самом деле нашла в одной из коробок пять факелов. Папа купил их ещё летом для праздника в саду, но мы совсем про них забыли.
Но теперь они нам пригодились. Пете надо было только прорезать дырки в подставках под кружки и надеть их на рукоятки факелов, чтобы горячий воск не капал на руки. Он тут же бросился к телефону и сообщил Винсенту, что тоже пойдёт с нами.
А я позвонила Юл, и она тоже захотела бегать с факелами.
Но мама сказала, что она спокойно отпустила бы нас одних, если бы мы бегали только с фонарями, но факелы штука опасная, так что на всякий случай она пойдёт с нами. Так будет лучше, потому что тогда и Мышонок тоже побегает с нами.
Мы все встретились возле нашей калитки, и Петя зажёг зажигалкой факелы и свечки в фонарях. У Мышонка был фонарь с лампочкой, потому что мама решила, что ему ещё рано ходить с огнём.
Сначала мы прошлись по улице Чаек. Фритци запела «Фонари, фонари, солнце, звёзды и луна!». Мы с Тинеке начали подпевать. Когда поёшь в темноте – это что-то особенное.
Но Юл заявила, что «Фонари, фонари» – детская песня. Можно петь и другие вечерние песни. И она запела песню, которую они разучили в новой школе на уроке музыки. Она называлась «Мунлайт» и была из мюзикла «Кошки». Я часто слышала её по радио.
Юл сказала, что «Мунлайт» в переводе с английского означает «лунный свет», и под такую песню можно бегать с фонарями. Песня и вправду очень красивая, и у меня стало тепло внутри и немножко грустно от счастья.
– Мунлайт, – пели мы. – Ла-ла-ла-а-а, ла-ла, ла-а-ала-а-а!
Потому что мы не знали, какие там дальше слова. Даже Юл. Но по-моему, мы пели замечательно, совсем как те три девушки по телику.
Зато мальчишки, конечно же, сразу нас разозлили.
Когда мы запели «Мунлайт! Ла-ла-ла-а-а, ла-ла, ла-а-а- ла-а-а!», они вдруг тоже принялись петь. Но не то, что надо.