День Шакала

В управлении Роллан слыл человеком осторожным, не склонным к притягиванию фактов за уши. Он это знал и поэтому сочинил последний параграф доклада с особой тщательностью: "Расследование по установлению неопровержимых доказательств данного заговора продолжается. Однако в случае, если вышеизложенное найдет свое подтверждение в ходе расследования, описанный заговор, по моему мнению, является не чем иным, как наиболее опасным случаем подготовки террористов к покушению на жизнь Президента Франции. Если таковой заговор существует в реальности и если убийца, являющийся иностранным подданным и известный только условным именем "Шакал", в действительности привлечен для покушения на жизнь Президента и в настоящее время готовится к осуществлению данной операции, мой долг состоит в том, чтобы предупредить Вас о чрезвычайном положении, которое, на мой взгляд, сложилось в этой связи к настоящему моменту".

Как обычно, полковник Роллан напечатал копию доклада сам, вложил в конверт скрепив личной печатью, надписал адрес и добавил: "передать лично в руки". В заключение он сжег написанные от руки листы, а пепел смыл в небольшом умывальнике, установленном в углу кабинета.

Закончив, он умылся. Вытирая лицо и руки, он взглянул в зеркало. На него смотрел человек, увы, уже немолодой. У него было узкое, неотразимое в юности и такое привлекательное для женщин в зрелости лицо. Теперь же оно начало терять свой прежний лоск, появился налет усталости и напряжения. Слишком много грустного опыта, слишком много двусмысленностей и тайной жизни, слишком много смертей, на которые ему же приходится посылать своих людей. Порой, даже оставшись в живых, они обречены на пытки в подвалах. На те самые пытки, без которых и его служба не обходится в своей практике. Всего этого у главы Службы "Действие" накопилось на гораздо более долгую жизнь, нежели на его 54 года. Под глазами обозначились и, кажется, надолго, два темных пятна, а элегантная седина на висках появилась словно снег в одночасье, без постепенного вкрадывания в волосы. Вдоль носа бороздами пролегли длинные морщины, закругляющиеся у углов рта.

"Еще немного, - подумал он, - и буду похож на вспаханное поле. Вот год закончится, и я выхожу из игры". Лицо изможденно глядело из зеркала. Усталость к недоверие? Возможно... Лицу виднее, чем рассудку. После стольких лет работы в этой системе у полковника уже не было пути назад. Человек остается самим собой до конца жизни. Сначала Сопротивление, затем тайная полиция, потом Секретная Служба и вот наконец Служба "Действие". Сколько людей кануло и сколько крови пролито за все эти годы? "Спросить бы свое отражение в зеркале", - подумал он. Все для Франции. А какое, спрашивается, Франции до этого дело? Лицо безмолвно смотрело из зеркала. Ответ был известен.

Полковник Роллан вызвал рассыльного и, ожидая его, заказал завтрак из яичницы, булочек с маслом, кофе с молоком и аспирин. У него нещадно болела голова. Явился рассыльный, он вручил ему пакет с печатью и дал указание.

Покончив с яичницей и булочками, он взял в руки чашечку кофе и подошел к окну, выходящему в город. Вдалеке он различил крыши и шпиль Нотр-Дам, а еще дальше, в горячем мареве, повисшем над Сеной, контуры Эйфелевой башни. Уже перевалило за девять утра, и, как обычно, в тот день город деловито принимался за работу, вполне вероятно, проклиная мотоциклиста в черной кожаной куртке, прорывающегося напролом с включенной сиреной сквозь транспортные пробки по направлению к Восьмому Парижскому округу.

От того, удастся ли предотвратить угрозу, описанную в послании, болтавшемся на боку мотоциклиста, зависело, будет ли у полковника работа, с которой он сможет к концу года спокойно уйти на пенсию.

Глава 9

Чуть позже Министр Внутренних дел сидел за столом в кабинете и мрачно смотрел из окна на внутренний двор своего ведомства. В дальнем конце находились кованые ворота, каждая половина которых была украшена гербом Французской Республики. За воротами простиралась площадь Бово, куда стекались потоки транспорта с авеню де Мариньи и пригорода Сан-Оноре, водоворотом вращаясь вокруг полицейского, стоящего в центре.

Площадь пересекали еще две дороги - Авеню де Миромесни и Рю де Сусэ. На них застыли выстроившиеся в ряд автомобили, ожидая команды полицейского. Казалось, он играет потоками машин, как матадор с быком, - спокойно, с достоинством, мастерством и неизменным апломбом, тем более эффектным в этом смертельно опасном заигрывании с парижским транспортом. Роже Фрей позавидовал упорядоченной простоте его работы и вызывающей уверенности, которая сопровождала все его движения.

Стоя у ворот министерства, двое жандармов наблюдали за виртуозностью своего коллеги. За спиной у них болтались автоматы, и, глядя наружу сквозь двойные кованые ворота, защищавшие их от волнений внешнего мира, они ощущали некую эйфорическую уверенность в ежемесячном жаловании, продвижении по службе, да просто в месте под этим теплым августовским солнцем. Министр завидовал им, всей неусложненной простоте их жизни и амбиций.