И покажись мне, что сии слова каким-то чудом (вопреки законам акустики) были услышаны Татьяновной, вдруг пристально вглядевшейся с экрана в нас с Лехой и тут же электрически запитавшей прибор, кой откликнулся на сию манипуляцию еле слышимым равномерным гудением, но... Какими-либо даже малейшими вращениями или колебаниями работоспособность не обозначилась.
- Что за хрень? - в очередной раз озадачился Леха.
- Так он же японский.., - заразмышлял я вслух, - Может обалденное ноу-хау с охрененным прибабахом!.. А вдруг да й... радиоволнами воздейстует... или... еще какими физическими явлениями.
- Бред сивой кобылы! - опроверг домыслы более меня технически подкованный Леха, - Если бы радиоволны имели такое пагубное яйцевзбивающее воздействие на биологическую клетку, то еще сотню лет тому назад (сразу после изобретения радио)... Да все радисты бы как мамонты уж тогда-а повымирали!
- Резонно, - оценил я логику мышления, - Но... Но ведь не рекомендуют же мужчинам носить пейджеры и мобильные телефоны спереди на поясном ремне. Аргументируют, что, мол, радиоизлучение негативно влияет на детородную функцию.
- Да пошел-ка ты со своими рекомендаторами в жопу! - не найдя чем ответить, схамил мой оппонент. И мы тут же погрузились в молчание, всецело отдавшись созерцанию.
А посозерцать чего хватало... Вермишель Татьяновна, нараскалывав в трехлитровую банку из-под сока дикой ягодицы огромных яиц высокогорного хохотуна, усердно взбивала их ракетоподобным миксером.
- С таким же успехом я мог бы это сделать своим безмозглым спелеологом, - иносказательно завуалировав детородный орган, скептически заметил Леха.
- И я! - восторженно прозвучало сзади.
Мы синхронно обернулись и в упор узрели слащаво-подхалимажную физиономию са-амого(!) великого бездельника нашего министерства Плинтуса Сосновского - дознавателя по гуманоидам, барабашкам, снежным человекам и прочему мистическому сброду. Ввиду неуловимости вышеозначенных персон этот вечно жующий добросовестно упитанный прапорщик за все время своей службы всего-то по пальцам счетное количество раз привлекался к пыткам. И то, не каких-то там матерых преступников маял, а самую-рассамую шелупонь: скрывавших коды швейцарских банковских счетов двоих подпольных алиментщиков; монашку, якобы забеременевшую от мошенническим путем лишившего ее девственности залетного марсианина; дворника Министерства финансов, похитившего дочь и нейлоновую метлу заведующего сектором утилизации пятикопеечных монет (первую - по любви и с ее согласия, вторую - тоже по любви и для хозяйственной надобности); коменданта дома престарелых, приторговывавшего самодельным эликсиром младенчества; главаря секты "Рога и копыта", выдававшего себя за и-истинного(!) пра-правнука легендарного лейтенанта Шмидта по линии Михаила Самуэлевича Паниковского... И еще, вроде бы... Ах да-а-а(!): давным-давно Сосновский маял вонючего старикашку - главного прокурора какого-то Секретного военного округа, сдезертировавшего из-за систематических насмешек со стороны солдат и пятилетку пробомжевавшего на мусорной свалке какого-то дюже-предюже засекреченного городишки...
Больше плинтусовских подпыточных, хоть убей, не припомню...
- Чего надо?! - жаля незванного гостя брезгливым взглядом, прогневословил Леха.
- Д-да й-я.., собст-твенно г-говоря, з-за-а-а.., - залепетал стушевавшийся Сосновский, - Да за хреновым соусом я! Говорят, у тебя есть.
- Пусть даже и есть, да не про твою честь, побирушка! - попытался отшить обжору Леха.
- Ну тогда чего? Я пошел? - промямлил Плинтус.
- Скатертью дорожка, - цыкнув слюной сквозь межзубную щель, напутствовал мой раздраженный кузен, - Дверь, шаромыжник, захлопни.
- Ага, - проявил покладистость бездельник, - А чего вы тут смо-о-отрите-е?!
- Две-е-ерь захло-о-опну-ул!! - проревел Леха.
- Сейчас-сейчас, - выскакивая за порог, зачастил Сосновский...
Кто-о-о бы слышал тот дверной хлопок!.. Умора. Мышь бы громче хлопнула... О-ох(!) уж эта плебейская деликатность...
Но нам с Лехой было не до того - нам было до экрана, на коем неистовая Татьяновна в поте мордуленции безуспешно взбивала яйца высокогорного хохотуна. Аж, переутомившись до потери рассудка, взмолилась на истерике гласа визгливого: "Всемогу-у-ушчий Инду-усий! Творе-ец а-ангельцкий! Ля-яжки испятнаны йо-одом!.. Избе-е-ей сваим амператорским челом, едрен напор, ко-окушки! Облагаде-е-етельствуй рабу-у тваю ве-е-ерную-ю!.."
Мы хохотали похлеще того хохотуна, чьи яйца в конце концов так и не были доведены до надлежащей конститенции...
Миксерная эпопея деньков через десяток поимела тако-о-ое(!) продолжение, что наши зрительские симпатии были всеце-ело(!) переадресованы от Татьяновны к термоядерно смазливой уборщице Петарде Заполошной...