День смерти

– О, черт, и правда! – Она посерьезнела. – Наш долг перед предками – присоединиться к прославлению великого святого, пусть даже малыми средствами.

– Гарри, я давно...

– Темпе, но если бы не святой Патрик, наших предков съели бы змеи и мы никогда не появились бы на свет.

– Я не говорю...

– А сейчас, когда ирландцы оказались в таком трудном положении...

– Дело не в этом, как ты прекрасно знаешь.

– Далеко отсюда до "Херли"?

– Пара кварталов.

– Решено. – Она распростерла руки ладонями кверху. – Идем туда, слушаем пару песенок, уходим. Мы же не на ночь в опере подписываемся.

– Я такое и раньше слышала.

– Нет, обещаю. Как только ты захочешь, мы сразу уйдем. Эй, мне тоже с утра рано вставать.

Довод впечатления не произвел. Гарри из тех людей, что не спят сутками.

– Темпе. Тебе надо хоть изредка выходить в свет.

А этот произвел.

– Хорошо. Но...

– Хо-хо. Да хранят тебя святые, мошенник.

Гарри сигналила официанту, чтобы тот принес счет, а у меня сжимался в комок желудок. Когда-то мне нравились ирландские пабы. Любые пабы. Я не хотела открывать старый послужной список и делать в нем новые записи.

"Расслабься, Бреннан, чего ты боишься? Ты уже ходила в "Херли" и не утонула в пиве. Правильно. Что же ты дрожишь?"

* * *

Гарри мило болтала всю дорогу от Сен-Катарин до Кресчент. В девять тридцать на улице уже собралась толпа, парочки и полицейские смешались с последними покупателями и туристами. Все носили тяжелые пальто с шарфами и шляпами. Люди выглядели толстыми и неповоротливыми, как кусты, завернутые и подвязанные на зиму.

Часть Кресчент над Сен-Катарин – английская "улица мечты": по обе стороны расположены бары для одиночек и модные рестораны. "Хард-рок кафе". "Четверг". "У сэра Уинстона Черчилля". Летом зрители потягивают напитки на балконах и наблюдают за романтичными танцами внизу. Зимой все перебираются внутрь.

Немногие, кроме завсегдатаев "Херли", заходят дальше Сен-Катарин. Но только не в День святого Патрика. Когда мы подошли, очередь уже выстроилась от входа, по лестнице и до угла.

– Черт, Гарри. Я не собираюсь отморозить себе задницу. Я не хотела упоминать о предложении Райана.

– Ты здесь знаешь кого-нибудь?

– Я не завсегдатай.

Мы молча встали в очередь и начали переминаться с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Это напомнило мне о монахинях из Мемфремагога, а потом и о незаконченном отчете по Николе. И о дневниках на тумбочке возле кровати. И об отчетах об убитых младенцах. И о занятиях в Шарлотте на следующей неделе. И о докладе, который я собиралась представить на собрании по физической антропологии. Лицо онемело от холода. Зачем я позволила Гарри себя уговорить?

В десять вечера постоянные посетители редко выходят из пабов. Через пятнадцать минут мы продвинулись всего на полметра.

– Я чувствую себя замороженным полуфабрикатом, – пожаловалась Гарри. – Ты точно не знаешь никого внутри?

– Райан говорил, я могу воспользоваться его именем, если будет очередь.

Мои представления о равноправии не выдержали перед угрозой обморожения.

– Сестричка, о чем ты думала?

Гарри без зазрения совести использовала любой удобный случай.

Она сошла на тротуар и исчезла в начале очереди. Через минуту я увидела ее у задней двери рядом с особенно громадным представителем Ирландского национального футбольного клуба. Оба махали мне. Стараясь не встречаться взглядом с оставшимися в очереди, я кинулась к лестнице и проскользнула внутрь.

Я последовала за Гарри и ее спутником через лабиринт комнат, составлявших "Ирландский паб Херли". Каждый стул, полочка, стол, барный стул, каждый квадратный сантиметр пола заполнен одетыми в зеленое завсегдатаями. Вывески и зеркала рекламировали "Басе", "Гиннес" и эль "Килкенни". Здесь пахло пивом и стоял такой дым, что хоть топор вешай.

Мы протиснулись вдоль каменных стен между столами, кожаными креслами и бочонками и пробились наконец к бару из дуба и меди. Уровень шума превосходил допустимый при взлете самолета.

Когда мы обошли главный бар, я заметила Райана на высоком деревянном стуле у боковой комнаты. Он прислонился к каменной стене, одной ногой зацепился за нижнее кольцо стула. Другая нога лежит на сиденьях двух пустых стульев справа. Его голова выделялась на фоне квадратного отверстия в камне, окруженного резным зеленым деревом.

Через окошко виднелось трио, играющее на скрипке, флейте и мандолине. Столы располагались по периметру комнаты, а посредине на невозможно маленьком пятачке прыгали пять танцоров. Три женщины двигались вполне сносно, но молодая пара просто переминалась с ноги на ногу, расплескивая пиво на все подряд в радиусе полутора метров. Никто не обращал на них внимания.

Гарри обняла футболиста, и он растворился в толпе. Я удивилась, как Райану удалось сохранить для нас стулья. И зачем. Я еще не решила, раздражает меня его уверенность или радует.

– Слава Богу, – сказал Райан, когда заметил нас. – Рад, что вы таки выбрались, леди. Присаживайтесь и наслаждайтесь.

Ему пришлось кричать, чтобы мы его услышали.