Следующий день был пасмурным и унылым. Над городом плыли рваные клочья серых туч, которые цеплялись за острые, необычной формы, совсем не похожие на маковки русских церквей, купола белоснежного храма Сакре-Кер на Монмартре. Здесь Даша должна была встретиться с Павлом Рябининым. Если честно, ей совсем не хотелось встречаться с одноклассником, чтобы бродить с ним по городу. Говорить особо тоже было не о чем. Радость от встречи была позади, вкратце о своей жизни после школы они все уже поведали друг другу, а просто любоваться на достопримечательности Парижа у нее не было ни желания, ни настроения, тем более с экскурсоводом. Но она пообещала.
Она пришла чуть раньше, чтобы в одиночестве полюбоваться с террасы Сакре-Кер на панораму города, который в ясную погоду отсюда виден как на ладони. А в пасмурную вид отсюда похож на акварели Жоржа Мишеля, который больше всего любил писать парижские пригороды и совсем маленький тогда Париж с вершины Холма – так тогда, да кое-кто и сегодня называет Монмартр.
Где-то здесь есть кафе, в которое приходил пить свой абсент Пикассо, а в «Двух мельницах» работала фантазерка Амели. А в «Ловком кролике» до сих пор можно услышать голос монмартрского «воробушка» – Эдит Пиаф, шарманщики стараются вовсю и грассирующее «парррам-парррам-парррам» слышно за три квартала, а туристы платят за эту экзотику звонкой монетой щедро.
Здесь на площади Тертр художники продают свои картины, и рисуют они их тут же, сидя за мольбертами. Даше это было особенно мило – она ведь и сама была из уличных художников.
А вообще-то, говорят, что Монмартр сейчас совсем другой, не настоящий – лубочный, матрешечный. Даша не могла ничего сказать на этот счет, хотя бы просто потому, что другого Монмартра она не знала.
Для большинства туристов он начинался от площади Пигаль, которую иногда называют «секс-воротами» Монмартра. Это особый мир, запретный, закулисный, с канканом «Мулен-Руж» и шоу трансвеститов «У Мишу». Даше все это было как-то не очень интересно и раньше, и сейчас тем более. Куда притягательнее был для нее Монмартр, по которому гуляли Золя, Сезанн и Тулуз-Лотрек. Ну, а если не умничать, то ей просто нравился этот уголок старого Парижа с его кривыми улочками и тупиками переулков, с особняком певицы Далиды и с улицей Лепик, которую проложил еще Наполеон. В пекарнях здесь пекут самые вкусные булочки, хлебный дух достигает склона Холма и проникает в подземелья метро.
Даша вспомнила свой первый туристический приезд в Париж. Как-то глупо тогда прошли пять дней, за которые Даша хоть и увидела много, но при этом не поняла главного – как живут парижане. Из окна автобуса этого не увидишь, и в Евродиснейленде, куда она по глупости и из любопытства укатила на весь день, парижскую жизнь не показывают. Да и вряд ли можно узнать Париж, приезжая в него на короткий срок.
Чтобы понимать, о чем поют Пиаф, и Матье, и Дассен, надо жить под парижским небом и дышать воздухом этого города. И хорошо бы тут просто родиться. Увы, последнего уже не исправить. Вот потому-то и не дано познать, и остается только восторгаться и запоминать, чтобы потом мысленно ходить по этим улицам, листая истертую на сгибах карту города.
– Даша!
Дарья обернулась на знакомый голос.
Павел Рябинин ждал ее на том месте, где они и договорились встретиться, – на площадке у базилики Сакре-Кер. О черт! Дарья почти забыла о том, что у них сегодня встреча и прогулка по городу.
– Привет, Паш! Я, кажется, опоздала?
– Ничего. Мы же в отпуске.
Почему-то Дашу резануло по уху это его «мы». «Мы так не договаривались!»
– Ну, ежели мы в отпуске, то куда отправимся?
– А куда бы ты хотела?
– Помнится, ты обещал мне показать «свой» Париж? Показывай!
Паша оказался настоящим знатоком города. Правда, знания у него были книжные, выращенные, словно грибы в подвале на искусственном субстрате в ящиках – не настоящие. Нет, Даша с большим уважением отнеслась к тому, что Пашка так много знает о Париже и на французском говорит очень прилично, но лично ей ближе было другое – не история, не даты, не имена, а атмосфера этого города. Ну, что делать, если ей всегда были скучны экскурсии, а от экскурсоводов, которые лихо сыпали цифрами и фактами, Дашке хотелось зевать. Вот и Пашка оказался таким же экскурсоводом. И хоть он запросто мог рассказывать об архитектуре Парижа, об истории его улиц и площадей, а может, и о каждом доме, Дарье куда интереснее были лавки букинистов на набережных Сены, куда она потащила Павла после его экскурсии.
Они медленно шли вдоль реки, как по улице, дома которой вот-вот готовы были отправиться в дальнее плавание. Говорят, где-то среди этих барж, до поры до времени привязанных к причалам, есть и движимая «недвижимость» Пьера Ришара.
– Вот бы встретить его здесь! – Пашка тормозил у каждого трапа, пытаясь угадать по внешнему виду баржу высокого блондина в черном ботинке. – Может, спросим, на какой он живет?