— А я даже очень рада, — в нее будто бесенок вселился, — По крайней мере мог убедиться, что у меня грудь красивее, — рывком спустив ноги на пол, она распрямила спину, обеими руками натянула на груди застегнутую до ворота рубашку.
— Что там?.. у запястья?! — свистящим шепотом выдохнул вдруг окаменевший профессор.
Жуткая тень скользнула по веселому лицу женщины. Стремительно спрятав обе руки за спину, она насмешливо сказала:
— Ну ты муж! Полный гений! За четырнадцать лет родинку не выучил.
Он привстал. Перегнувшись через столик, протянул руку к ее локтю. Со смехом она прянула в сторону и назад, ударила, отбиваясь, ногами в воздухе.
— Нетушки-нетушки! Надо было раньше смотреть. Вот мужчины — все больше сзади, все больше ниже пояса… Говорю, не дамся! Иди лучше мусор выкинь.
Он недоверчиво косился — она снова показала ему кончик языка. Он скомкал кусок промасленной бумаги, запихнул в одну из двух опустошенных банок. Женщина, достав из навесного шкафчика зеркало, от сосредоточенности ерзая языком по губам, поправляла прическу. Вскинула сверкающие, счастливые глаза:
— А ты думал, я и не знаю, какой ты коварщик? Мне даже фотокарточку ее кто-то прислал… Ты что, обиделся?
Он вышел в коридор и побрел, горбясь, к мусороприемнику. Мимо, покачиваясь, проплывали нумерованные двери секций, похожих, как ячейки сот: площадь два с половиной на полтора; две койки вдоль поперечных перегородок, не доведенных до потолка; между ними раковина, утратившая смысл, когда было отключено индивидуальное водоснабжение, и откидывающийся на нее от глухой стены столик. Коридор гудел голосами; профессор грудью раздвигал их слои, словно брел сквозь густой серый спектр.
— Нет, старик, ты этого не можешь представить. Я когда увидел, что он сделал с моей фляжкой, — у меня просто волосы зашевелились!
Плач ребенка где-то впереди.
— Милочка, это бессмысленно. Это всегда было бессмысленно, это навсегда останется бессмысленно. Сейчас это бессмысленно в особенности. Не будьте смешной.
Плач ребенка впереди.
— А ты слышал про завтра? В административном блоке, говорят, только об этом и шепчутся. Будто сам Мутант сказал кому-то, что близится день, когда он всех нас отсюда уведет… И день этот — завтра…
— Говори тише.
— …И всех победил. Сел на трон и сказал: кто не поцелует мои флаги, всех расстреляю. И тогда враги все-все встали на колени и… мама… мама, где мои флаги?
Плач ребенка.
— Не подумай только, будто я как-то жалуюсь, милый. Но эти сто семьдесят метров грунта над головой… я их чувствую вот здесь, здесь… Неужели я больше не увижу, как восходят солнца? Как взлетают стрекозы с хвощей у нашего озера?
— Курить хочу, господи, хочу курить, умираю, я умираю, что же вы все сидите, я курить, курить хочу!..
— Заткнись, дерьмо!
Плач ребенка рядом.
— Уйми ублюдка, наконец! Я вызову психогруппу!
— Не надо! Соседушка, не надо! Ради бога! Ну спи, спи же, проклятый. Сейчас заснет, сейчас. Чего ты боишься, ведь все хорошо, все хорошо, слышишь, мама рядом, вот она я!
Плач ребенка позади.
— И я думаю: может, и впрямь где-то сохранился оазис? Мутант это вполне может знать, он-то, говорят, поверху шастает свободно.
— Возможно. Все возможно. Только говори шепотом, ладно?
Плач ребенка позади. Заходящийся, надрывный.
— Помяни мое слово. Если маркшейдера не освободят, десятник точно пойдет на его место, точ-чно! И тогда у меня все шансы взять нашу десятку. Так что ты… это. Если у тебя о нем станут спрашивать… ну, там… вверни, понимаешь, чего-нибудь. Высказывался пренебрежительно… или, может, скрытый саботаж… Как друга тебя прошу. Как друга.
Профессор бросил в мусороприемник лязгнувшие жестянки и задвинул тяжелую крышку. Постоял несколько секунд, собираясь с мыслями. Потом двинулся дальше, в конец коридора, — туда, где за большим столом с лампой и телефоном, спиной к массивной металлической двери, сидел дежурный.
— Доброе утро, господин дежурный.
— Утречко доброе, — жмурясь, сказал дежурный добродушно.
— Хотелось бы получить жетон на выход.
— На после работы? — деликатно прикрыв рот ладошкой, дежурный сладко зевнул.
— Хотелось бы сейчас. Я подменюсь с кем-нибудь.
— Приспичило, значится. Да ты садись, пиши заявление. И чтоб по всей форме, а не как прошлый раз. Куда пойдешь-то?
— К другу. В медико-биологическую* лабораторию. — Дежурный с уважением поджал губы и покивал. — Надо посоветоваться.
— Об чем это?
— Ну, так. Поговорить, — чуть смутился профессор. — Я давно с ним не виделся.
— Значится, так и пиши: цель выхода из блока — дружеский… — дежурный опять со стоном зевнул, — визит…