День свершений

Вернее, выпала. Еще вернее — перенеслась. Еще точнее… Нет, точнее слова не придумаешь. Помню только, что почему-то оторвалась от работы и встала, как встают за партой вызванные ученики. И так же — стоя — оказалась в незнакомой мне комнате, сплошь заставленной старинной мебелью. На столе громоздилась хрустальная ваза необыкновенных размеров. А рядом со столом прилепился древний конторский стул, застеленный оборванной газетой. На этой газете валялись вперемешку куски твердокопченой колбасы, надкусанные и целые соленые огурцы, разломанная буханка черного хлеба, а в середине — украшением — возвышалась литровая банка с зернистой икрой, и в икру была воткнута алюминиевая ложка.

— Садись, раз пришла, — сказал хозяин, подвигая ко мне ногой табуретку, на которой только что сидел, — женщине надо уступать место — это я твердо усвоил, — табуретка опрокинулась, хам заржал. — Ну чего ты? Не стесняйся, садись, выпей за компанию.

— Выпить? В служебное время?

— Да-а! В служебное ты не можешь, это точно, — и он заржал снова. — А может, все-таки выпьешь? Дефицитом побалую.

— Неужели вы еще не поняли, что пить с вами сочту позором? — ответила я гордо. — И вообще, что вам от меня нужно? Мне на работе надо быть. Зачем вы крадете мое рабочее время?

— Хорошо! — картинно восхитился парень. — Излагаешь как надо. Я доволен.

Он оглядел меня с любовью, как свое родное детище, и еще раз заржал.

— Отвратительный смех! — сказала я в сердцах. — Как будто сто лягушек квакают хором.

— Ну! Ты! — парень угрожающе ко мне придвинулся, я отпрянула.

Оглушительное ржание наполнило комнату. Этот гад хохотал, хлопая себя по ляжкам, притоптывая ногами, и казалось, будто по паркету топочут лошадиные копыта…

— Копыта, — пробормотала я изумленно.

— Нет, как она испугалась! — вопил парень на всю комнату, не слыша меня. — Боится — значит, уважает!.. Ха-ха-ха!..

— Ну вот что, — сказала я с достоинством, едва только он перестал захлебываться ржанием, — мне пора. Верните меня на службу…

— Как пришла, так и убирайся, — сказал он, шлепнулся в кресло и вытянул ноги. Обычные ноги в ярко-зеленых носках. И добавил умиротворенно: — Гуляй, разрешаю…

Я очнулась за своим рабочим столом. Щеки у меня пылали. Последнее слово осталось за этим гадом — и это было самое обидное.

— Ничего я не боюсь! — запоздало выкрикнула я.

— Правильно, — услышала я голос Николаши, — ничего не бойся. Мы с тобой.

Николаша наклонился надо мной и спрашивал робким голосом:

— Что с тобой? Может, тебе водички?

— А что со мной? — спросила я.

— Ты несколько минут стояла столбом как вкопанная, ни на что не реагировала. Как будто окаменела. Игорь Сергеевич вон «скорую» пытается вызвать, — затораторила Манечка Кукина.

— Не надо «скорой», — устало ответила я. — Все в порядке. Я просто задумалась, уж очень любопытная тут корреляция намечается.

— Артистка! — пробурчала Лидия Мартыновна и отошла.

Николаша с сомнением покачал головой. Он держал меня за руку, мне передавалось его тепло. И я захотела ему рассказать все, но поняла, что этого нельзя делать.

Мрачные мысли о какой-то ужасной болезни мне удалось отогнать только усилием воли. Я заставляла себя сосредоточиться на таблицах и наконец добилась того, что цифры полностью заняли мой ум и сопоставлялись уже как бы сами собой, входя в точные и единственно верные взаимоотношения. Я работала.

К вечеру зашла Ленка, позвала пить кофе. Я отказалась.

Ленка настороженно на меня посмотрела и сказала:

— Хорошо. Мы с Николашей подождем тебя после работы. Поговорим.

Разговор был никчемный. Разговор меня раздражал. Николаша пытался меня убедить, что надо обратиться к врачу. А Ленка беспокоилась о моей репутации и о последствиях моего неумного поведения.

— С кем ты связалась? — кричала она, имея в виду профорга. — Он уже досье на тебя собирает.

— Какое еще досье? — лениво отбивалась я.

— Опоздания, прогулы…

— Прогулов не было.

— Значит, будут, — обещал Николаша с каким-то даже ожесточением.

Они так надоели мне со своими заботами и прогнозами, что в итоге я от них сбежала. Пока они размахивали руками и орали (Николаша: «Иди к врачу. Или я сам позвоню Алексею Палычу». Ленка: «Ну кто же плюет против ветра: тебе же диссертацию защищать!»), — пока они так кричали, я нырнула в подворотню, переждала там, а потом дворами побрела к метро.

Часть четвертая. НА УЛИЦЕ

Какая беспокойная жизнь. Не многовато ли волнений? Вот уже и от ближайших друзей вынуждена бежать и скрываться. Впрочем, только в стоячем болоте все и всегда спокойно. Я не желала превращать свою жизнь в стоячее болото.