День учителя

Впрочем, последующая история молодой семьи могла вызывать только сочувствие. В большой квартире старших Лещевых, где молодожены поначалу поселились, они не прижились. Диминым родителям-искусствоведам невестка не нравилась категорически. Пришлось перебираться к Сыроежкиным. Отец Галины, имевший инженерное образование, но трудившийся на заводе рабочим, во время развала начала 1990-х годов потерял работу, мать работала учительницей. Они взяли жить в свою «большую» проходную комнату тринадцатилетнего брата Гали, а ей с мужем отвели изолированную. Дима начал лихорадочно искать работу, устроился в школу, в музей. Везде платили мало. Метания однокурсника одно время вызывали у Мирошкина живейший интерес — они вместе занимались в семинаре Плещеевой, и профессор поначалу даже отдавала предпочтение Диме. Но однажды Нина Александровна увидела Лещева, идущего под руку с Сыроежкиной. И то, что ученик проводит время в таком обществе, явно в ущерб науке, профессору очень не понравилось. Сам Лещев, ошалевший после женитьбы от счастья, хохоча, рассказал Мирошкину, как при встрече «скривилась физиономия» у Плещеевой. Нина Александровна была одинока, хрома, и, вероятно, мужчины никогда не баловали ее вниманием. «Мы с Галей, как мимо нее прошли, так и покатились со смеху — такое кислое у Нины сделалось выражение на лице. Надеюсь, она нас не услышала», — веселился молодожен. Надеялся он зря — плохим слухом Нина Александровна не страдала. Через несколько дней, в разговоре с Мирошкиным один на один, Плещеева посетовала: Дима в последнее время «явно стал заниматься хуже», сказывается, вероятно, «общение с этой девушкой… Галей, кажется»? У него тема сложнейшая — Сибирский приказ! Тут требуется полнейшее погружение в проблему. А он что?! Ее беспокоит, как бы Дима совсем «не сорвался». Андрей с жаром вступился за товарища: «Что вы, Нина Александровна, Дима очень увлечен темой! Сейчас он, правда, действительно немного отвлекся — женился все-таки. Семью надо содержать. Но он очень старается, каждую свободную минуту — в архив. Даже пожаловался мне, что глаза начали болеть от чтения скорописи. У него ведь зрение и без того плохое». Как показалось Мирошкину, Плещеева выслушала его очень внимательно. На словах «женился» и «семья» она поджала губы и печально покачала головой — так, как будто узнала о кончине соседа, страдавшего запоем. Дескать, жалко, конечно, но предсказуемо. Вероятно, с Лещевым случилось как раз то, что она и подразумевала под словом «сорвался». А затем профессор с грустью и нежностью в голосе вынесла приговор осужденному: «Да, с плохим зрением Диме в семнадцатом веке делать нечего — вообще зрение потеряет». Вскоре Плещеева посоветовала Лещеву бросить вредный для глаз Сибирский приказ и заняться чем-нибудь другим — у другого преподавателя. В фавориты вышел Мирошкин с его стопроцентным зрением. Расстроенный Лещев впал в кризис, а семейная жизнь быстро убила в нем ученые амбиции. Через год после свадьбы Галина родила девочку, и Лещевы практически перестали бывать на занятиях. Кое-как они дотянули учебу до конца и получили дипломы. Дальнейшую их судьбу Мирошкин представлял смутно, видел пару раз Диму в разных местах, и вот теперь — поди ж ты…

Несколько секунд Андрей Иванович размышлял о судьбе Лещева. Нет, угрызения совести его никогда не мучили. О роли, которую в его судьбе сыграл Мирошкин, Лещев не узнал. А Андрей как-то сразу успокоил себя: «Так было надо». Да и Плещеева по большому счету оказалась права. Но как странно устроен человек! Только он начал вспоминать прошлое и тут же «переехал» на себя, припомнилось, как сам начал искать работу на том же третьем курсе, как долго мучился историей с Викторией, а образ девицы в «лосинах» на свадьбе однокурсников вызвал массу других ассоциаций…