День учителя

Ряд помещений, примыкавших к спортзалу, был уже несколько лет как отгорожен от детей и педагогов стеной, в которой, правда, имелась дверь, но она все время была закрыта. Вход в это школьное крыло сделали с улицы, и возле него постоянно стояли автомобили. Какое-то время эти помещения арендовала автошкола. Потом арендаторы начали меняться. А однажды в понедельник дети и физрук, явившиеся на первый урок, обнаружили около загадочной двери, отделявшей школу от чьего-то офиса или склада, три выставленных вдоль стены гроба. Оказалось, в тот момент арендатором выступала гробовая фирма. Как и Наталья Николаевна, физрук Денис Олегович Муравьев устроил скандал, сходил к директору, но случай был более вопиющим, даже сравнительно с тем, что произошло в кабинете литературы, — возникла опасность расползания информации о гробах среди учеников и их непростых родителей. Ароныч, видно, струхнул и решил сгладить противоречия — сбегал к арендаторам, гробы они больше не выставляли, а учителя вдруг начали получать ежемесячную доплату — сто рублей (деноминированных). Клевреты Гордона активизировались. «Вот и нам начали деньги подкидывать», — вещали они. Денис Олегович обозвал это пособие «месячными», а когда через какое-то время выплаты прекратились, зло пошутил, что у «Ароныча произошла задержка». Поскольку «месячные» больше не возобновились, учителя поняли — в отношении к ним у директора наступил «климакс». Судя по всему, Гордон решил, что подобные выплаты только увеличат огласку. Намекая на историю с кабинетом биологии, он предлагал учителям самим проявлять активность, указывая: «Вы плохо используете возможности родителей». Некоторые учителя начали «использовать» эти «возможности» более активно, и Ароныч закрывал глаза на их фокусы. Особенно прославилась среди детей и педагогов учительница начальных классов Диана Гранитовна, организовавшая в своем классе новую услугу — продленку, предложив родителям сдавать за это удовольствие по пятьдесят рублей. Во время дополнительных занятий Гранитовна, как попросту звали ее за глаза в школе, делала с ребятами домашнее задание, и они, соответственно, учились хорошо. А вот у родителей, отказавшихся «взять дополнительные услуги» и забиравших детей после уроков домой, дела пошли соответственно плохо. Как они не старались, дети их не вылезали из двоек и троек. «Ты только прикинь, Андрей, сколько она имеет, — возмущался Муравьев, — у нее в классе тридцать человек, да еще зарплата, да ей уже больше шестидесяти, у нее и пенсия идет!»

Гранитовна не была одинока, но все-таки то, что вымучивали из детей учителя, было крохами в сравнении с тем, что имел Ароныч, который регулярно ездил отдыхать за границу и часто посещал свою дочь и внука, давно уже проживавших в Израиле. Там, как точно знали все учителя, у потомства Гордона был свой дом, и дочь директора не затрудняла себя работой. «Да и откуда у этой дуры деньги на дом?! — доказывала коллегам несостоявшаяся мирошкинская теща Татьяна Семеновна, хотя с ней никто не спорил. — Знаю я ее. Она же нашу школу окончила, потом он ее на филфак пропихнул, она еще и в школе поработала какое-то время. И муж ее бросил, тоже потому, что дура-дурой! Гордон им все в Израиле купил. Всю жизнь за отцом просидела».

Свою заботу Эммануил Аронович проявлял не только в отношении наследников по прямой, нисходящей линии. В школе постоянно пасся его племянник, Илья Исаакович Гордон, сорокалетний кандидат педагогических наук, проводивший здесь «педагогический эксперимент». В чем суть эксперимента, никто из учителей так и не смог понять — кроме разглагольствований о «гармонично развитой личности» они ничего добиться от Гордона-младшего не могли. Но зато он добился того, что все учителя раз в год сдавали ему отчеты о ходе эксперимента, в которых несчастные педагоги придумывали невесть что. Был даже выпущен сборник статей под названием «Экспериментальная площадка — школа». Кстати, против «эксперимента» роптали меньше всего — статус «экспериментальной площадки» позволил пробить для учителей некоторые доплаты. Но за все надо платить, и педагоги прекрасно понимали: учитывая связи Гордона-старшего, в случае его смерти, ухода на пенсию или еще какого-нибудь непредвиденного обстоятельства Гордон-младший сразу же сядет в директорское кресло. Поэтому все воспринимали как само собой разумеющееся, что Илья Исаакович присутствовал на всех педсоветах, сидел на них рядом с дядей-директором, подобно тому, как в средневековых монархиях наследники-соправители всегда на торжественных приемах занимали место рядом с правящим императором или королем. «Полная беспросветность», — определял положение Муравьев.