День в Фонтене-о-Роз

— Более чем справедливо, — недовольно сказал доктор и вернулся на свое место.

В течение нескольких минут царила тишина. Слышен был скрип пера полицейского комиссара по плохой казенной бумаге, и мелькали строчки привычной формулы.

Написав несколько строк, полицейский комиссар поднял голову и огляделся.

— Кто будет нашими свидетелями? — спросил он, обращаясь к мэру.

— Прежде всего, — сказал г-н Ледрю, указывая на стоявших около полицейского комиссара двух своих приятелей, — эти два господина.

— Хорошо.

Он повернулся ко мне.

— Затем, вот этот господин, если ему не будет неприятно, что его имя будет фигурировать в протоколе.

— Нисколько, сударь, — ответил я.

— Тогда будьте добры спуститься, — сказал полицейский комиссар.

Я чувствовал какое-то отвращение при мысли приблизиться к трупу. С того места, где я находился, некоторые подробности хоть и не совсем ускользали от меня, но казались менее отталкивающими: они терялись в полумраке, и ужас был как бы скрыт под покровом мрачной поэзии.

— Это необходимо? — спросил я.

— Что?

— Чтобы я сошел вниз?

— Нет. Останьтесь там, если вам так удобнее.

Я кивнул, как бы говоря, что желаю остаться там, где нахожусь.

Полицейский комиссар повернулся к тому из приятелей г-на Ледрю, кто стоял ближе к нему.

— Ваша фамилия, имя, возраст, звание, занятие и место жительства? — спросил он скороговоркой человека, привыкшего задавать такие вопросы.

— Жак Луи Альет, — ответил тот, к кому он обратился, — по анаграмме называемый Теаль, литератор, живу на улице Старой Комедии, номер двадцать.

— Вы забыли сказать ваш возраст, — заметил полицейский комиссар.

— Надо сказать, сколько мне действительно лет или сколько мне дают лет?

— Скажите ваш возраст, черт возьми! Нельзя же иметь два возраста!

— Дело в том, господин комиссар, что есть некоторые лица, Калиостро, граф Сен-Жермен, Вечный жид, например…

— Вы хотите сказать, что вы Калиостро, граф Сен-Жермен или Вечный жид? — сказал, нахмурившись, комиссар, полагая, что над ним смеются.

— Нет, но…

— Семьдесят пять лет, — сказал г-н Ледрю, — пишите: семьдесят пять лет, господин Кузен.

— Хорошо, — сказал полицейский комиссар.

И он так и написал — семьдесят пять лет.

— А вы, сударь? — продолжал он, обращаясь ко второму приятелю г-на Ледрю.

И он повторил в точности те же вопросы, что предлагал первому.

— Пьер Жозеф Муль, шестьдесят один год, священнослужитель при церкви святого Сульпиция, место жительства — улица Сервандони, номер одиннадцать, — ответил мягким голосом тот.

— А вы, сударь? — спросил полицейский комиссар, обратившись ко мне.

— Александр Дюма, драматург, двадцати семи лет, живу в Париже, на Университетской улице, номер двадцать один, — ответил я.

Господин Ледрю повернулся в мою сторону и приветливо кивнул мне. Я, насколько мог, ответил тем же.

— Хорошо! — сказал полицейский комиссар. — Так вот, выслушайте, господа, и сделайте ваши замечания, если таковые имеются.

И носовым монотонным голосом, свойственным чиновникам, он прочел: