Деньги

  - А она кусается? - все еще напряженным тоном поинтересовалась жена.

  - Да пес ее знает, - вздохнул Михаил Иванович и в два глотка допил бутылку.

  Перед началом 10 съезда партии Всесоюзный староста никак не мог отчитаться о своей поездке в Кронштадт. Ленин его пытал, Дзержинский его пытал, все его пытали — ничего толком не добились.

  - Дурацкий какой-то мятеж, - только и говорил он. - Не понимаю.

  Конечно, не понять. Матросская душа — потемки. Деньги Бокия для самых передовых бунтовщиков позволили читать прочие военно-морские души, смотреть в них, как в книги и видеть, извините, фиги. Никто ничего не понимал, только Куусинен — кое-что, но он, понятное дело, помалкивал.

  Съезд открылся вовремя, говорили о новой экономической политике, о Кронштадтском мятеже — помалкивали. Съезд закончился тоже вовремя. Перед самым закрытием вспомнили: «а что у нас там с Кронштадтом?» Что-то нужно было решить. Решили: Кронштадтский мятеж задавить. Удивлялся товарищ Калинин, что нету трупов и крови — получите.

  Почти 300 делегатов X съезда отправились в Кронштадт для первого и одновременно последнего штурма. Хотелось, конечно, шапками закидать мятежников, но уж больно серьезной силой предстала восставшая оппозиция.

  Комиссары подымали дух, повторяя слова Калинина, только наоборот.

  - Ваши сыновья будут гордиться вами, - очень серьезно говорили они. - Они воспоют в века сегодняшний день, сегодняшний час, когда вы по собственной воле вступились за дело рабочего класса.

  Красногвардейцы морщились и тревожно думали:

  Нас водила молодость в сабельный поход  Нас бросала молодость на кронштадтский лед[3]

  Возбужденный Тухачевский о чем-то все время спорил с вечно пьяным Дыбенко. Оба выглядели буднично, как людоеды перед трапезой, поэтому на их поведение никто особого внимания не обращал.

  Опасения Антикайнена все-таки оправдались — его вызвали к Бокию.

  Тот, словно утратив интерес к политической линии Партии, на съезде присутствовал всего пару дней, всецело поглощенный разработке новой структуры в силовой системе государства. Вернее, следует сказать, в своей собственной силовой структуре.

  - Ну, - сказал Бокий и, выбравшись из-за стола, подошел к окну.

  Тойво коротко кивнул, будто бы приветствуя. Хотелось, конечно сказать что-то типа «баранки гну», но лучше было промолчать.

  Глеб ничуть не изменился после их последней встречи: все те же змеиные глаза, все та же сухощавость фигуры и плавность движений, все то же безэмоциональное выражение лица.

  - Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, - пристально глядя в глаза, сказал он. - Для меня, и для партии — тоже.

  - Ладно, - согласился Антикайнен. - Сделаю.

  Глеб усмехнулся, вероятно, оценив согласие собеседника, как нечто вызывающее.

  - После поездки домой дышать легче стало? - проговорил он.

  - Мой дом теперь здесь, - ответил Тойво, для которого информированность Бокия о его визите в Финку не оказалась сюрпризом: товарищ Глеб мог при желании знать все и узнавать обо всем — уж такие у него были возможности.

  - В общем, когда выдвинетесь со своими курсантами к Кронштадту, надо оказаться с самого севера от острова. При этом расположиться таким образом, чтобы оказался коридор, никем из твоих людей не просматриваемый. Понятно?

  Уж понятнее некуда.

  - Там-то знают, как идти, чтоб ни на нас, ни на других не нарваться?

  Бокий выказал некоторую заинтересованность. Ему сделалось любопытно, что кто-то понимает его с полуслова.

  Ну, а догадаться, на самом деле, было сложно. Коридор — это двустороннее движение: или кто-то по нему уходит, или кто-то по нему приходит. Тойво-то склонялся к первому варианту, да и то лишь, потому что предполагал, что весь этот мятеж устроен на деньги Бокия, полученные им из сейфа Рахья. Но, черт побери, это подразумевало контрреволюцию, а сам товарищ Глеб представлялся в этом случае предателем.

  - Рекомендую своими догадками ни с кем не делиться, - сказал тем временем Глеб. - Это не пойдет тебе на пользу, а ты нам нужен. Ты нам будешь нужен.

  Тойво несколько раз мысленно назвал себя «земляным червем» - этому человеку нельзя говорить ничего, у Бокия сверхъестественное чутье. Очень вредно проявлять проницательность, очень болезненно быть бдительным, очень неразумно выказывать способность сопоставлять косвенные улики. Вообще, очень плохо для жизни, как таковой, общаться с товарищем Глебом.

  - Мне можно идти? - спросил Антикайнен, уже не вполне понимая, как ему нужно себя вести.

  - Ну, иди, - согласился Бокий. - Только смотри, чтобы все получилось именно так, как я тебе сказал. Ты парень неглупый, так что по месту сориентируешься.

  Тойво развернулся и пошел, было, прочь, но товарищ Глеб его окликнул.

  - Что скажешь, Антикайнен? - бросил он в спину удаляющемуся бойцу. - Уготована ли нам роль новых святых в новой эре?

  Тойво отпустил ручку двери, за которую уже держался, и, повернувшись, медленно проговорил:

  - Слишком много грехов у каждого из нас, чтобы быть святым даже в новой эре.