Деникин. Единая и неделимая

Кельчевский рассчитал, чтобы превентивный удар донской конницы пришелся аккурат в стык изготовившихся к наступлению двух ударных группировок красных, дабы внести путаницу в командование 8-й и 9-й армиями. Из Урюпинской Мамантов переправился через Хопер в районе станции Добрянской у Новохоперска и, сминая копытами 40-ю дивизию и кавбригаду красных, устремился прямо на Тамбов, где находилась одна из баз Южного фронта. Утерявший связь с Селивачевым Шорин вынужден был предпринимать срочные меры для противодействия, но свободных резервов у него не было. Пришлось Селивачеву выделять из состава 8-й армии 31-ю дивизию, а Шорину из состава 9-й — 36-ю, дабы преградить путь донцам. Но куда там. Мамантов же, поставив вверх дном Тамбов, 15-тысячный гарнизон которого бесследно исчез, уже шел на Козлов, где располагался штаб фронта. Штаб мигом умчался в Орел.

Каменев вынужден был посылать резервные 56-ю, а затем и 21-ю стрелковые дивизии не Шорину для натиска на Царицын, а в погоню за неуловимым Мамантовым. Донец же, легко опрокидывая слабые заградотряды, огнем и мечом прошел через Козлов, Раненбург, Лебедянь, Елец, Грязи, Касторную. По ходу рейда донцы уничтожали гарнизоны, разрушали связь, сжигали приготовленные для армии пункты военного снабжения, распускали несколько десятков тысяч мобилизованных большевиками солдат по домам. Более того, из пленных красноармейцев и местных крестьян была создана 1-я Тульская добровольческая пехотная дивизия (1790 штыков) под командованием полковника Федора Дьяконова.

Сидорин предполагал, что Мамантов поведет свой корпус сразу на Воронеж и Лиски, дабы отрезать лискинскую группировку красных, но тому не хотелось связывать себя изнурительными боями — древняя страсть к «походам за зипунами» была куда более по душе донцу. Здесь уже законы классического набега умножались стремлением отомстить «русским» за расказачивание. Грабили, как в чужой стране — бессмысленно и беспощадно. С каждым новым городом обоз корпуса рос, превращаясь в огромную отягощенную добычей змею (до 60 верст). Наступать с таким «хвостом» было совершенно немыслимо, и донцы потихоньку отправляли награбленное в родные станицы. Поскольку бесчисленные телеги надо было охранять, корпус очень быстро уменьшился с 9 до 2 тысяч штыков и сабель.

Справедливости ради стоит заметить, что грабили не только казаки — те просто не смогли бы увезти все трофеи. Генерал гулял по-крупному — склады красных были отданы на разграбление местному населению, которое восторженно приветствовало «военный коммунизм» по-мамантовски. Ленин был в ярости: «…Около 290 вагонов имущества вещевого склада остались в Козлове и разграблены казаками и населением». Вождю не о чем было волноваться, население строго выполняло его собственный наказ — «грабь награбленное».

Деникин писал: «Мамонтов (в источниках генерал чаще фигурирует под более привычной русскому уху фамилией «Мамонтов». — Прим. автора) под предлогом дождей, вызвавших распутицу, приказания не исполнил и, пройдя с боем через фронт, пошел на север, совершая набег в глубокий тыл противника — набег, доставивший ему громкую славу, звание народного героя и… служебный иммунитет».

Врангель был гораздо жестче: «Имя генерала Мамонтова было у всех на устах. Донской войсковой круг торжественно чествовал его, газеты были наполнены подробностями рейда. Я считал действия генерала Мамонтова не только неудачными, но явно преступными. Проникнув в тыл врага, имея в руках крупную массу прекрасной конницы, он не только не использовал выгодности своего положения, но явно избегал боя, все время уклоняясь от столкновений. Полки генерала