Денис Котик и Замок Хитрецов

– В решительности их намерений сомневаться не приходилось. Братья постоянно подпитывали друг друга в своей жестокости. Это были два молодых и злобных волка, которые хоть и охотились сообща, но даже при этом соперничали друг с другом. И если с каждым порознь я бы, наверное, и попробовал договориться, то этих двоих не сумел бы переубедить сам Господь.

Тем не менее, первым делом мы отрядили парламентера, достойного рыцаря, который вызвался отправиться добровольцем. Но он даже не дошел до детей – еще на полпути лучники буквально утыкали его стрелами. Ведь на мирные переговоры всегда идут с открытым забралом. И не надевают доспехов.

– Это так, – кивнул Нектарий. – Если есть хоть малейшая надежда на компромисс, ее следует использовать сполна.

– В нашем случае ее не было и быть, увы, уже не могло, – кивнул Фабрицио Кляйнер. – Мы жарко спорили с капитаном и старшиной купцов, что держали в замке свои склады. Они были за то, чтобы биться. Капитану велел это воинский долг, купеческому старшине – здравый смысл негоцианта. В торговле не до сантиментов, молодые люди, – заметил он, видя, как уже вскинулся возмущенный Макс. – По сути, это та же война. Покупатель – твой союзник, конкурент – твой опасный противник. Поле боя – весь мир. Пусть даже он пока ограничивается размерами твоей торговой лавки. Но ведь лиха беда начало.

– А дети? – прошептал Антон.

Денис молчал. После минувшей зимы он понял многое, о чем прежде даже и не задумывался. Перед его мысленным взором порой вставало лицо следопыта Доминика. И сейчас Денис словно видел в глазах мятежного следопыта немой вопрос: как, почему и кому нужно, чтобы преждевременно умирали старики-родители, мудрые старики скрывали горькую правду от молодых, а маленьких детей брали в заложники и казнили как взрослых, без пощады и тени сожаления.

– К тому времени, когда я своей властью коменданта замка прекратил этот бесполезный спор, они успели казнить троих детей, – вздохнул ректор Кляйнер. – Когда мы вывесили белый флаг, проклятые братья-князья загубили еще две невинные детские души. Потом – еще и еще...

Теперь я понимаю, это было сделано специально, чтобы доставить нам боль и страдания. Ведь в это время проклятая белая тряпка уже колыхалась над Сторожевой башней.

– И что... что было потом? – глухо произнес Макс. Он был бледен, кулаки сжаты до боли, так что побелели костяшки пальцев.

– Не думаю, что они дали вам уйти, – медленно покачал головой Антон. – Подлецы просто так не отстают.

– Мы торопились как безумные, и потому вышли из замка нестройной толпой, даже не заботясь о боевых порядках, – кивнул ректор. – Среди крестьян и торговцев, укрывшихся за стенами Траяна, было немало местных жителей. И среди заложников были их родные и близкие, друзья и соседи. В то время, пока мы решали вопрос о сдаче замка, они сгрудились под самыми стенами, со страхом прислушиваясь к далеким крикам казнимых и торжествующему реву воинов. Теперь, почти обезумев от горя и страха, они готовы были бежать прямо в руки врага, под стрелы княжеских лучников. Каждый хотел убедиться, что именно его родственник жив.

– Не знаю, что бы я делал в эту минуту, случись со мной такое же, – прошептал Максим.

– Мы все бы делали то же самое, – покачал головой Нектарий. – Бежали бы в стан врага искать своих. Просто вы пока еще сами большие дети.

Ректор промолчал. Его слушатели затаили дыхание.

– Краунам только того и надо было, – сказал Кляйнер. – И нашим сержантам стоило огромных усилий сдерживать несчастных людей. Князья это поняли очень скоро и, бросив детей, двинулись на нас всей массой войск, закованных в сталь. Никакой почетной сдачи не ожидалось: нас попросту хотели выманить из-под защиты крепостных стен. А затем перебить. Для того им и понадобились заложники. И не случайно эти два хитрых дьявола, чтобы устрашить нас и принудить к покорности, выбрали детей.

Но это понимали и мы. Поэтому капитан и купеческий старшина так противились моему решению, сколь бы вынужденным оно ни было. Они были уверены, что нас попросту истребят как глупых куропаток, которые выпорхнули в лес из-под защиты глубокого снега. Но к тому времени чистый и священный гнев уже клокотал во мне огненным облаком, угрожая в любой миг вырваться на свободу и испепелить все вокруг.

Дальнейший рассказ ректора Фабрицио Кляйнера был скуп, немногословен и лишен красочных подробностей.

Когда закованная в железо княжеская пехота стальным валом ринулась на колонну защитников и обитателей замка, волшебник Фабрицио в первый и последний раз в жизни нарушил наиглавнейшую заповедь магов его категории: не употреблять Оружие Ангела, испепеляющий Огонь небес против земных, естественных существ.

Его действие было сродни легендарному греческому огню, известному еще с античной истории. Но энергия Огня небес имела совсем иное, воздушное происхождение.