Дэнни - чемпион мира

Единственный человек, которому я о нём всё же поведал, был мой отец. Выслушав меня, он сказал:

— Ничуть не виню его, Дэнни. Будь я женат на миссис Снодди, я бы пил что-нибудь покрепче джина.

— Папа, а что бы ты пил?

— Яд, — ответил отец. — Она жуткая женщина.

— Почему жуткая? — спросил я.

— Настоящая ведьма. И тому есть доказательство. У неё на ногах по семь пальцев.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Мне сказал доктор Спенсер, — ответил отец и, чтобы сменить тему разговора, спросил: — Почему ты никогда не приглашаешь к себе Сидни Моргана?

С тех пор как я начал ходить в школу, отец постоянно предлагал мне пригласить к нам ребят на чай или ужин. И каждый год на мой день рождения он говорил: «Дэнни, давай устроим вечеринку. Напишем всем приглашения, а я схожу в деревню и куплю шоколадных эклеров, пончиков и большой торт со свечами».

Но я всегда отвечал «нет». И никогда не приглашал к себе друзей ни после школы, ни на уик-энд. Не потому, что у меня их не было. У меня было очень много хороших друзей, и лучшим из них я считал Сидни Моргана. Не знаю, может, если бы я жил с ними на одной улице, а не за несколько миль в стороне, всё было бы иначе. Хотя не уверен. Честно говоря, настоящая причина заключалась в том, что мне было очень хорошо с моим отцом.

Кстати, в этот четверг, когда отец оставил меня у ворот школы, а сам пошёл покупать изюм, со мной приключилась довольно неприятная история. Началось всё на первом уроке, который проводил капитан Ланкастер. Он продиктовал нам уйму чисел, которые мы должны были перемножить в наших тетрадках. Я сидел вместе с Морганом в последнем ряду, и мы оба упорно трудились над заданием. Капитан Ланкастер восседал за столом и подозрительно наблюдал за классом своими водянистыми глазами. Даже с последнего ряда я слышал, как он сопит и урчит, словно собака у кроличьей норы.

Сидни прикрыл рот ладонью и очень тихо прошептал в мою сторону:

— Сколько будет девятью восемь?

— Семьдесят два, — так же шёпотом ответил я.

Палец капитана Ланкастера тут же нацелился мне прямо в лицо.

— Ты! — закричал он. — Встать!

— Я, сэр?

— Да, ты, болтливый маленький идиот.

Я встал.

— Ты разговаривал! — пролаял он. — О чём ты говорил? — Он кричал на меня, словно на роту солдат на плацу. — Давай рассказывай!

Я стоял и молчал.

— Ты отказываешься отвечать мне? — заорал он.

— Пожалуйста, сэр, — сказал Сидни. — Это я виноват. Я спросил у него кое-что.

— Неужели? Спросил? Встать!

Сидни встал рядом со мной.

— И что же ты у него спросил? — Голос капитана Ланкастера стал менее громким и оттого более опасным.

— Я спросил его, сколько будет девятью восемь?

— И я полагаю, ты ему ответил? — Капитан Ланкастер никогда не называл нас по именам. Всегда только «ты», «мальчик», «девочка» или что-нибудь в этом роде. — Так ответил ты или нет? Говори же.

— Да, сэр, — сказал я.

— Значит, вы сжульничали оба.

Мы молчали.

— Жульничество — любимое занятие шалопаев и хулиганов! — проговорил он.

Со своего места я видел, как весь класс замер, напряжённо глядя на капитана Ланкастера. Никто не смел пошевелиться.

— Можете лгать, мошенничать и свинячить у себя дома. Здесь я этого не потерплю.

На меня вдруг накатила волна безрассудной ярости, и я закричал в ответ:

— Я не обманщик!

В классе воцарилась зловещая тишина. Капитан Ланкастер задрал подбородок и уставился на меня своими водянистыми глазами:

— Ты не только обманщик, но и нахал, — тихо проговорил он. — Ты очень наглый мальчик. Подойдите сюда оба.

Шагая к доске, я уже точно знал, что сейчас произойдёт. Я много раз видел, как это было с другими — и мальчиками, и девочками. Но сам я никогда не попадался. Хотя каждый раз я содрогался.

Мистер Ланкастер встал и подошёл к высокому книжному шкафу, стоящему слева от доски. Он достал с верхней полки эту ужасную палку. Она была белой, как кость, очень длинная и очень тонкая, и напоминала трость, предназначенную для опоры при ходьбе.

— Ты первый, — сказал он, указывая на меня палкой. — Вытяни левую руку.

Мне не верилось, что этот человек намеренно и хладнокровно собирается причинить мне боль. Я вытянул левую руку вперёд ладонью вверх. Я смотрел на розовую, испещрённую линиями ладошку и не мог представить, что сейчас с ней может что-то произойти.

Длинная тонкая палка взметнулась в воздух и с коротким хлопком, похожим на ружейный выстрел, опустилась на мою ладонь. Я услышал сначала звук удара, а пару секунд спустя почувствовал боль. Никогда в жизни мне не было так больно. Будто кто-то приложил к моей руке раскалённую кочергу и сильно прижал её к ней. Помнится, я схватил правой рукой свою покалеченную левую руку и зажал её между ног. Я всё сжимал и сжимал её, словно боялся, что она распадётся на кусочки. Я сдержался и не закричал, но по щекам у меня катились слёзы.

Где-то рядом со мной послышался тот же ужасный звук. Я понял, бедняга Сидни получил свою порцию.

О эта пылающая, страшная боль в руке! Почему она не проходит?

Я взглянул на Сидни. Как и я, он корчился от боли, сжимая между ног свою руку и гримасничая от боли.