Закрыв глаза, Юки тихонько сопела у меня на плече. Казалось, она мирно уснула. Намокшая челка разметалась по лбу, ноздри чуть подрагивали. Загар месячной давности еще оставался у нее на коже – но под серым пасмурным небом выглядел каким-то не очень здоровым. Я достал носовой платок, вытер ей лицо от дождя и слез. Линия горизонта давно потерялась за пеленой дождя. В небе, натужно ревя, проносились противолодочные самолеты Сил Самообороны, похожие на стрекоз.
Наконец она шевельнулась и, не отнимая головы от моего плеча, пристально посмотрела мне в глаза. Затем вытащила из кармана джинсов пачку “Вирджиниа Слимз”, сунула сигарету в губы и зачиркала спичкой о коробок. Спичка не зажигалась – слишком ослабли пальцы. Но я не стал ее останавливать. И не сказал ей: “Сейчас тебе лучше не курить”. Кое-как прикурив, она щелчком выкинула спичку. Затем пару раз затянулась – и так же, щелчком, выкинула сигарету. Окурок упал на бетон, подымил еще немного и, намокнув, погас.
– Как живот? – спросил я.
– Болит немного, – ответила она.
– Ну, давай, посидим еще чуть-чуть. Не холодно?
– Нормально. Я люблю под дождем мокнуть.
Рыболовы маячили на дамбе, вглядываясь в воды Тихого океана. Что же особенного они находят в своей рыбалке? – подумал я. Зачем этим людям так нужно весь день торчать под дождем и глазеть на море? Хотя, конечно, дело вкуса. В конце концов, мокнуть под дождем у моря с нервной тринадцатилетней пигалицей – тоже дело личного вкуса, ничего более.
– Этот твой друг... – сказала вдруг Юки. Тихо, но очень жестко.
– Друг?
– Который в кино играл.
– По-настоящему его зовут Готанда, – сказал я. – Как станцию метро. Знаешь, на кольцевой, между Мэгуро и Одзаки89
...– Он убил эту женщину.
Я покосился на нее. Она выглядела страшно усталой. Сидела, ссутулившись, вся перекрученная – одно плечо выше другого – и тяжело дышала. Словно человек тонул, но его спасли в последнюю секунду. Что за бред она несет – сам черт бы не понял.
– Убил? Кого?
– Эту женщину. С которой он спал утром в воскресенье.
Я по-прежнему не понимал, что она хочет сказать. В голове началось что-то странное. Казалось, к ощущению реальности в моем мозгу примешивается чья-то чужая воля. И нарушает естественный ход вещей. Но я не мог ни совладать с этой волей, ни даже уловить, откуда она возникла. И я невольно улыбнулся.
– В том фильме никто не умирает. Ты с каким-то другим кино перепутала.
– Я не про кино говорю. Он на самом деле убил. В настоящем мире. Я это
Наконец до меня дошло, о чем она. Вмиг похолодела спина. Язык прилип к нёбу, и спросить ничего больше не получалось. Каменея под дождем, я сидел и смотрел на Юки, не в силах пошевелиться. Что же, черт возьми, теперь делать? – думал я. Вся картина моей жизни фатально перекосилась. Все, что я до сих пор держал под контролем, вывалилось из рук...
– Прости. Наверно, я не должна была тебе это говорить, – вздохнула Юки и отняла руку от моего локтя. – Если честно, я сама не понимаю. Чувствую это как реальность. Но не уверена,
– Никто тебя не ругает. Успокойся и говори, как чувствуешь. – Я взял ее за руку. – Значит, ты это видишь?
– Вижу. И очень ясно. В первый раз у меня такое... Как он душит ее. Ту женщину, актрису из фильма. А потом кладет ее труп в машину и куда-то увозит. Куда-то далеко-далеко. На той самой машине, итальянской. На которой мы с тобой однажды катались. Ведь это его машина, верно?
– Верно. Его машина, – кивнул я. – А что еще ты чувствуешь? Не спеши, подумай как следует. Любые мелочи. Какие угодно детали. Что происходит – то и рассказывай.
Юки оторвалась от моего плеча и повертела головой, разминая шею. Вдохнула носом, набрала в грудь побольше воздуха. И наконец сообщила:
– Да, в общем, немного... Землей пахнет. Лопата. Ночь. Птицы поют. Вот и все, наверное. Задушил, увез на машине и в землю закопал. И больше ничего. Только знаешь, странно так... Ничьей злобы не чувствуется. То есть, нет ощущения, что этот человек – преступник. Точно и не убийство, а церемония какая-то, вроде похорон. Очень спокойно все. И убийца, и жертва такие спокойные, аж жутко. От этого спокойствия очень жутко. Не могу объяснить... Ну, как будто на край света попал – вот такое спокойствие.