Дэнс, дэнс, дэнс

Она о чем-то задумалась – и, как бы проверяя себя лишний раз, легонько поправила пальчиком дужку очков.

– Ну, может быть. Ты и правда немного... не такой, как все, – сказала она.

– И к тому же слишком сонный, чтобы что-нибудь делать, – добавил я.

Она встала, сняла голубой жакет и, как вчера, повесила его на спинку стула. Но на этот раз не присела рядом, а отошла к окну и стала разглядывать пепельно-серые облака. Видимо, потому, что я был в одном халате, а моя физиономия смотрелась и впрямь ужаснее некуда. Что ж, ничего не поделаешь. У меня тоже могут быть свои обстоятельства. Да и, в конце концов, хорошо выглядеть в чьих-то глазах – не главная цель моей жизни.

– Знаешь, – сказал я. – Я, по-моему, уже говорил... Мне все кажется, что мы с тобой в чем-то неуловимо пересекаемся.

– Вот как? – произнесла она безо всякого выражения. Замолчала на полминуты, не меньше. И только потом спросила:

– В чем, например?

– Ну, например... – начал было я. Но проклятая голова не работала совершенно. Ничего конкретного не вспоминалось. Ни слова на ум не приходило. Просто казалось, что это так. Что мы с нею действительно в чем-то пересекаемся. “В чем же именно?” – копался я в себе. Но не нашел ничего подходящего – ни для “например”, ни для “вот хотя бы”. Я просто чувствовал это – и все.

– Н-не знаю, – выдавил я наконец. – Нужно еще немного подумать. Разложить по-порядку. И проверить, так это или нет...

– Просто с ума сойти, – сказала она, не отворачиваясь от окна. Без насмешки – но и без особого интереса.

Я забрался в постель и, откинувшись на подушку, стал разглядывать ее фигурку у окна. Белая блузка без единой морщинки. Темно-синяя юбка в обтяжку. Стройные ноги в тонких чулках. Все это теперь тоже сделалось пепельным. И от этого она смотрелась как на старинной фотографии. Разглядывать ее было очень здорово. Я подключаюсь к ней. Я возбуждаюсь от нее. Великолепное ощущение. В три часа дня, в полуобморочном полусне – эрекция под пепельно-серым небом...

Я смотрел на нее очень долго. Обернувшись, она поймала мой взгляд – а я все смотрел.

– Ты чего так смотришь? – спросила она.

– Ревную тебя к бассейну, – ответил я.

Она чуть склонила голову на бок и улыбнулась:

– Ненормальный.

– Абсолютно нормальный, – сказал я. – Просто мысли путаются в голове. Нужно там порядок наводить.

Она присела на кровать, протянула руку и коснулась моего лица.

– Температуры нет вроде, – сказала она. – Усни покрепче. Пускай тебе приснится долгий-долгий сон...

Я хотел, чтобы она осталась со мной. Чтобы я спал – а она так и сидела все время рядом. Но просить об этом было бессмысленно. И я молчал. Лежал и молча смотрел, как она надевает свой небесно-голубой жакетик, как закрывает за собой дверь. Она ушла – и ей на смену опять заявилась Пепельная Обезьяна с кувалдой. “Нет уж, спасибо. На этот раз я сам усну как-нибудь”, – хотел я сказать Обезьяне. Но губы не слушались. И я снова получил по мозгам.

“Какое число идет после двадцати пяти?” – спрашивает меня кто-то. “Семьдесят один”, – отвечаю я. “Спит как убитый”, – говорит Пепельная Обезьяна. Ну еще бы, думаю я. Тебя бы так шарахнули по черепу – тоже бы заснула как миленькая! Полная отключка сознания – вот что это такое...

И нахлынула темнота.

13.

“Коммутатор...” – вертелось у меня в голове.

Было девять вечера, и я сидел за ужином в одиночку. Какие-то полчаса назад я очнулся от обморочного сна. Открыл глаза – и ощутил себя в полном здравии и прекрасном расположении духа. В голове царили покой и порядок. Даже там, куда шарахнула кувалдой Пепельная Обезьяна, ничего не болело. Никакой окаменелости, никакой стужи внутри. Память воспроизводила все, что случилось, отчетливо и в деталях. Пришел аппетит. Да какой! Слона бы проглотил целиком. И потому я тут же отправился в кабачок по соседству, на который набрел, когда только приехал сюда, – и попросил сакэ с целой кучей закуски. Назаказывал жареной рыбы, тушеных овощей, крабов, вареной картошки и еще всякой всячины в том же духе. В заведении, как и в прошлый раз, было людно и шумно. Воздух пропитался гарью и терпкими запахами еды. Посетители все как один наперебой орали что-то друг другу.

Пора собираться с мыслями, подумал я.

“Значит, коммутатор...” – повторил я в уме посреди всего этого хаоса. И тихонько произнес это вслух. Я, значит, решаю. А Человек-Овца – подключает...

Что все это могло означать – я представлял очень смутно. Слишком сложная метафора. Хотя кто знает – может, иначе как метафорой, подобные вещи не высказать? Да и не стал бы Человек-Овца забавы ради морочить мне голову метафорами. Скорее, он просто не мог сказать это как-то иначе. Другими словами у него не получалось...

Итак, если верить Человеку-Овце – я всю жизнь подключался ко всему на свете через него, через этот его Коммутатор. А теперь, стало быть, в системе что-то разладилось. Почему? Потому, что я вдруг перестал сообщать вразумительно, чего я хочу. И контакт оборвался. Разрыв цепи.

Потягивая сакэ, я буравил взглядом пепельницу перед носом.