Дэнс, дэнс, дэнс

Наутро, разделавшись с завтраком, я порылся в телефонном справочнике, откопал нужный номер и позвонил своему давнему знакомому – агенту по вербовке звезд для шоу-бизнеса. Мы пересекались с ним всякий раз, когда мне приходилось брать очередное интервью для еженедельника. На часах было десять утра, и он, конечно же, спал. Я извинился, что разбудил его, и сказал, что мне дозарезу нужен телефонный номер Готанды. Он немного поворчал, но, в конце концов, сообщил мне номер киностудии, заключившей с Готандой контракт. Так себе студия, средней руки. Я позвонил туда. Трубку снял какой-то дежурный менеджер, я сообщил ему название своего еженедельника и сказал, что хотел бы связаться с господином Готандой.

– Интервью? – осведомился менеджер.

– Не совсем, – ответил я.

– А что тогда? – не унимался он. Что ж, вполне понятная подозрительность.

– У меня к нему частный разговор, – пояснил я.

– Насколько частный? – настаивал он.

– Я его одноклассник, – сказал я. – И мне во что бы то ни стало нужно с ним поговорить.

– Ваше имя? – спросил он. Я сказал. Он записал.

– Очень важный разговор, – добавил я.

– Говорите, я передам, – пообещал менеджер.

– Я хотел бы поговорить напрямую, – не сдавался я.

– Не вы один, – парировал он. – Нам тут звонило уже с полтыщи его одноклассников...

– Но у меня действительно очень важное дело, – сказал я. – И кроме того, я думаю, что смогу компенсировать ваши усилия так, чтобы это было в ваших же служебных интересах.

Секунд пять он раздумывал над моими словами. Конечно, я блефовал. У меня не было никакой власти для подобных “компенсаций”. Все, что я мог на своей работе – это пойти, куда прикажут, и взять у кого положено интервью. Но мой собеседник об этом не догадывался. Догадайся он – считай, все пропало.

– А точно не интервью? – переспросил он. – Если все-таки интервью, то договаривайтесь через меня, иначе будут проблемы. Все должно быть официально…

– Нет. Сугубо личный разговор. На сто процентов, – еще раз подтвердил я.

Он попросил номер моего телефона. Я продиктовал.

– Значит, одноклассник... – повторил он, вздохнув. – Ладно. Сегодня вечером – ну, может, завтра – он вам позвонит. Если, конечно, сам захочет, вы же понимаете...

– Разумеется, – сказал я.

– Человек он занятой... Да и вообще – может, он вовсе не горит желанием общаться с одноклассниками? Все-таки не ребенок уже, чтобы зря по телефону болтать...

– Безусловно, – сказал я.

Он зевнул – и прямо посередине зевка повесил трубку. Что поделаешь. Десять утра...

* * *

Не дожидаясь обеда, я поехал на Аояма и провел больше часа в пижонском супермаркете “Кинокуния”25. Припарковав свою старушку “субару” на магазинной стоянке между “саабами” и “мерседесами”. И ощутив себя на их фоне таким же неказистым, как моя малолитражка. Но несмотря ни на что – я люблю ходить за продуктами в “Кинокуния”. Смешно звучит, но салат, купленный в “Кинокуния”, остается свежим куда дольше, чем салат из других супермаркетов. Уж не знаю, почему – но это так. Возможно, персонал “Кинокуния” остается в магазине после закрытия и всю ночь тренирует листья салата на выживаемость. Ничуть не удивлюсь, если это окажется правдой. В нашем Обществе Развитого Капитализма еще и не такое случается.

Уходя из дома, я поставил телефон на автоответчик, но когда вернулся, никаких сообщений не обнаружил. Никто не звонил. “Тема "Шафта"”, – объявили по радио название очередной мелодии. Слушая “Тему "Шафта"”, я выложил из пакета овощи, завернул в полиэтилен и спрятал в холодильник. Кто такой этот Шафт, интересно узнать?26

Затем я снова вышел из дома – и в маленьком кинотеатре тут же, на Сибуя, посмотрел “Безответную любовь” в четвертый раз. Отмерил приблизительное время от начала сеанса, вошел в зал, дождался сцены с Кики – и сосредоточил все внимание на экране. Так, чтобы ни мелочи не пропустить. Все шло как всегда. Утро. По-воскресному безмятежный рассвет. Жалюзи. Спина голой женщины. Мужские пальцы ласкают ее. На стене – картина Корбюзье. У изголовья кровати столик, на нем – початая бутылка “Катти Сарк”. Два бокала и пепельница. Наполовину выкуренная пачка “Сэвэн Старз”. У стены – стереосистема. Цветочная ваза. Из вазы торчат какие-то хризантемы. По всему полу разбросана одежда, явно снятая впопыхах. Книжная полка. Камера разворачивается. Кики. Я непроизвольно закрываю глаза. Потом открываю. Готанда ласкает Кики. Очень плавно и нежно. “Что за бред!” – думаю я. И говорю это вслух. Парень за четыре кресла от меня удивленно оглядывается.

Входит героиня-старшеклассница. На голове косички. Ветровка с эмблемой какого-то яхт-клуба, джинсы. Красные кроссовки “Адидас”. В руках – плюшки-печенюшки. Делает шаг в квартиру. Улепетывает. Готанда в трансе. Сидит в постели и остановившимся взглядом смотрит в пространство, где она только что была. Пальцы Кики у него на плечах. В ее голосе досада. “Что происходит?”

Я вышел из кино. И побрел по Сибуя куда глаза глядят.