Рейсон протянул второй лист, слегка помятый и поблекший, но явственно представлявший элегантное длинное платье.
– Узнаете ли это платье – красное, из бархата, мистер Спейнгрейв?
– Нет! – отрезал тот. – Я уже сказал, что не запоминаю женские наряды.
– Но свою работу вы ведь должны помнить, не так ли? Вы лично разработали фасон платья и нарисовали эскиз, который сейчас держите в руках. Именно этот костюм покойная надевала на каждое выступление в вашем номере под названием «Леди, которая никогда не смеется».
– О господи, вы правы! – воскликнул Спейнгрейв, словно только сейчас признал свое творение.
– Восемнадцатого августа прошлого года, – продолжил Рейсон, – вы расписались в журнале театрального смотрителя за ключ от костюмерной – кажется, так называется место, где хранится одежда для выступлений, – и вошли в комнату с чемоданом в руках. Двадцать первого августа костюмерша прислала вам записку с сообщением о пропаже платья. Вы ответили коротким нейтральным подтверждением и поставили собственные инициалы. Зачем вашей супруге понадобился этот сценический наряд, мистер Спейнгрейв?
– Пытаюсь вспомнить события, о которых вы рассказываете, – сказал Спейнгрейв все так же раздраженно и жестко, – но сказать, почему жена вдруг захотела надеть именно красное платье, не могу.
– Позвольте мне высказать предположение почему. Если ошибусь – исправьте, – нисколько не смутился Рейсон. – Вы придумали новый номер и попросили жену исполнить роль статистки, пообещав представить номер во время вечеринки. Устроили так, что она смогла проскользнуть в ковер незаметно для всех присутствующих, а потом внушили гостям мысль о необходимости его скатать. Когда мистер Перрис предложил это сделать, вы ответили: «Да, наверное. Пожалуйста», – тем самым сознательно обрекая жену на смерть. А это означает, что вы намеренно подтолкнули его к убийству.
– Вы просили исправить, если ошибетесь, – мрачно усмехнулся Спейнгрейв. – Так вот: вы ошибаетесь.
– Возможно, кое-какие детали неточны, – возразил Рейсон, – но вы же не станете отрицать, что создали номер, где девушку закатывают…
– Категорически отрицаю! – прорычал Спейнгрейв. – Номер стал бы совершенно бессмысленным.
– На складе я осмотрел ваш стол, но ничего не нашел: он оказался практически пустым, однако под подушкой кабинетного кресла сохранились заметки, сделанные вашим почерком. Вот отпечатанная копия. Я не до конца понимаю сценические указания, но кое-что представляется вполне ясным. Например: «Клоун пинает ногой рулон ковра (
– Хорошо! – Спейнгрейв встал. Фигура клоуна, осознавшего собственный конец, выглядела даже не трагичной, а всего лишь странной. – Чтобы снять грим и сменить костюм, потребуется двадцать минут. Будьте добры, подождите в фойе.
– Простите, мистер Спейнгрейв. – Рейсон снова поднял взгляд к фризу, к алтарю богини Иштар, где разгоряченные пиром жители Древнего Вавилона приносили в жертву клоуна. – Но служебный долг предписывает остаться с вами.
Однако, как известно, Спейнгрейв застрелился за ширмой, куда ушел, чтобы переодеться (пистолет предусмотрительно хранился в ящике стола).
Убийство на глазах у всех
Глава 1
Как мало мы знаем о человеке, совершившем четыре убийства! О Джордже Маккартни его современники не слышали ничего, помимо принятых в таких случаях банальных рассуждений. Газеты печатали обычный вздор о «чудовище в человеческом обличье» и напоминали читателям, что преступник был сыном нечистого на руку финансиста Генри Маккартни, а значит, была дурная наследственность.
Невозможно унаследовать склонность к фальсификации чеков и счетов (хотя ничем подобным Джордж никогда не занимался). А что касается рассуждений о чудовище в человеческом обличье, подразумевавших патологическую жажду крови, то следует заметить, что в результате четырех убийств Джордж получил больше двадцати двух тысяч фунтов. Далее: суть любой патологии заключается в том, что действие совершается тайно. Джордж Маккартни представляет собой уникальный экземпляр убийцы, поскольку все четыре его преступления совершались на глазах у свидетелей, число которых колебалось от дюжины до нескольких сотен, включая пару-тройку полицейских.
И все же тот факт, что Генри Маккартни – отец нашего героя – заслужил четырнадцать лет каторжных работ, дает ключ к пониманию странной психологической организации самого Джорджа. Впрочем, дело здесь не в наследственности, а в объективных обстоятельствах, ведь именно судебное обвинение отца послужило непосредственной причиной первой порки, полученной юным Джорджем.
Как в физическом, так и в умственном отношении Джордж развивался медленно. Когда пришло время, он стал человеком крупным, сильным и умным, но в пятнадцать лет рост его соответствовал росту одиннадцатилетнего мальчика, да и сознание оставалось на детском уровне. Надо сказать, что ребенком он был ужасным!