Департамент нераскрытых дел

– Догадайся сам, глупый! Иначе я бы так не спешила. Но можешь не напрягаться. Вовсе не мечтаю стать леди Траляля. Ничего такого не нужно. Имя Нелли Хайд вполне меня устраивает. Помяни мое слово: этот кинематограф надолго не задержится, так что можно будет жить как живем. Если родится девочка, оставлю ее у себя, а если мальчик – отдам тебе. Воспитаешь сына настоящим джентльменом, выберешь подходящий колледж и все прочее, что пожелаешь. Так будет честно, потому что тебя это касается в той же мере, что и меня. – Генри многословием не отличался, так что в ответ на новость лишь что-то невнятно проворчал, а Нелли продолжала без умолку болтать: – Таковы условия сделки – запомни, и я готова честно выполнить свои обязательства. Насчет моих родственников не беспокойся: родственников в обычном понимании у меня нет. Остался только бедный папочка, да и тот вот уже двадцать лет не выходит из дурдома, как когда-то его отец.

– Что еще за дурдом, черт возьми?

– Лечебница для психов, разумеется! Можно подумать, не знаешь! И не забывай жевать, а не то подавишься.

Генри откинулся на спинку стула и, не вставая, зажег сигарету. В официальном отчете, осевшем в департаменте нераскрытых дел после долгих скитаний по кабинетам, этой сигарете посвящено четыре страницы. Первая содержит анализ привычек графа и доказывает, что курил он исключительно за чашкой кофе и после ванны. Три остальные развивают версию о том, что решение об убийстве Нелли было принято как раз во время молчаливого курения сигареты в нетипичных обстоятельствах. Впрочем, данная версия не учитывает того факта, что Генри не мог предвидеть последовательности событий, связанных с неожиданно упавшей со стены картиной. Нарушив воцарившееся молчание, Нелли спросила:

– Как ты собираешься поступить, дорогой? Теперь, когда узнал радостную новость?

– Дам в «Таймс» объявление о помолвке. Вернусь вечером, до твоего ухода в театр.

Важно отметить, что граф действительно отправился прямиком в «Таймс», чтобы оплатить сообщение.

Нелли выступала в одном из театров Уэст-Энда, который все еще придерживался традиций привычного мюзик-холла. Когда она собиралась на спектакль, Генри вошел в комнату и положил на туалетный столик фамильные драгоценности славного рода Брендонов: тиару, ожерелье, подвеску в форме звезды и браслет. Нелли интуитивно поняла, что это такое, хотя прежде никогда не слышала о старинных украшениях и не предполагала, что в истории Англии они играют хоть и крохотную, но заметную роль. Несколько секунд она изумленно молчала, потом все же спросила:

– Зачем ты принес сюда эти вещи?

Зачем? Впоследствии этот вопрос повторялся тысячи раз. Даже сейчас трудно представить, что драгоценности стали звеном уже спланированного убийства.

– Закон не позволяет мне подарить тебе семейные сокровища, а не то я бы именно так и поступил. Можешь считать их своими до конца жизни – моей жизни, – а потом они перейдут к нашему сыну, если родится мальчик. Не желаешь ли примерить?

– Ни за что! Ничего, кроме несчастья, эти блестящие побрякушки не принесут. Я ведь уже сказала, что не настолько глупа, чтобы притворяться графиней Брендон.

Генри молчал. Нелли пристально посмотрела на бриллианты, и бриллианты победили.

– Хорошо! Пожалуй, все-таки разок примерю! – Она потянулась к украшениям, и рядом с сияющими кристаллами руки ее показались безобразными, но стоило ей надеть драгоценности, как произошло настоящее чудо.

– Проклятье! – воскликнул Генри. Яркая внешность подруги таинственным образом уравновесила чрезмерный блеск бриллиантов. – Моя мать ненавидела эти украшения, но тебе они идут. Чертовски идут!

– Генри! – Никогда еще Нелли не выглядела такой хорошенькой. – Пожалуй, мне все-таки удастся справиться с ролью графини. Чувствую себя другим человеком. Наверное, подействовали волшебные вещицы. Сегодня вторым номером мне предстоит играть подругу дяди Фреда, и твои побрякушки сослужат отличную службу. Можно будет их надеть?

Генри не возражал. Вечером, пока Нелли выступала на сцене в фамильных драгоценностях Брендонов, он обсуждал с дядей, герцогом Мейсборо, свое, а заодно и ее, будущее.

Глава 3

Стороннему наблюдателю беседа дяди и племянника показалась бы нытьем двух снобов или, в лучшем случае, бессмысленным диалогом рыцарей древнего ордена, который веками отстаивал собственные интересы и привилегии, но утратил силу и сейчас не имеет значения ни для кого, кроме дюжины безмозглых почитателей.

Однако подобный подход не учитывает того факта, что точка зрения, которая одному представляется безмозглой, другому служит религиозным идеалом, который он готов защищать ценой собственного имущества, чести, а порой, в моменты помешательства, даже ценой собственной жизни.

– Мой дорогой друг! – воскликнул герцог, обращаясь к племяннику таким тоном, словно тот только что сообщил о тяжкой утрате. – Понятия не имею, какого черта нам делать. Ведь теперь тебе придется покинуть лейб-гвардию. – Мысль казалась нестерпимой, поскольку сам герцог с гордостью носил звание отставного гвардейского подполковника. – Неужели собираешься жениться?