Депутатский запрос

И все же немало остается таких угодий, до которых, как говорится, руки не дотягиваются. Это, как правило, самые отдаленные земли, с которых люди уже снялись, и обновлять там нечего. Как быть с такими угодьями? Там ведь немало пригодных пастбищ, сенокосов, да и пашня еще не вся заросла. В Московской области считают, что их надо вводить в оборот. Для этого наиболее пригоден способ… Я не знаю, как его назвать, может быть, отгонный, хотя он не совсем точно выражает суть дела. Пожалуй, назовем «семейная ферма». Ставится усадьба, подбирается семья, в которой желательно иметь два-три работника, дается трактор или лошадь с набором орудий, она может иметь свой скот, огород, и дается стадо телят, или нетелей, или овец, а может, и коров, за которыми семья и ухаживает. На что это похоже — на ферму, хутор, арендатора? Пусть каждый сравнивает с чем угодно, если есть охота к сравнениям, я скажу лишь то, что наши хозяйства такой формы еще не знают, но, по моему твердому убеждению, поиск москвичей идет в правильном направлении. Ни один клочок земли не должен пустовать, а как этого добиться — вопрос конкретных условий, важно, чтобы человек работал на земле старательно и инициативно. Без этого условия любые капиталовложения не дадут желаемого результата.

* * *

Я так давно прервал воспоминания, что с трудом возвращаюсь в атмосферу шестидесятых годов. И вот какая мысль пришла сегодня — мысль о деревне и наших попытках управлять ею. Сколь много напрасных усилий было потрачено! У меня такое ощущение, что только сейчас, живя, как всякий деревенский житель, и встав в сторону от активного воздействия на нее, я  ч у в с т в у ю  жизнь, а тогда, будучи в штате газеты, словно бы на обочине стоял. Странное ощущение: находиться в самой круговерти — и чувствовать себя на обочине! А в сущности так оно и есть. Если вообразить себе жизнь как вола, медленно и упрямо тянущего воз, то лично мои усилия — всего лишь суета вокруг воза: то схвачу хворостину, чтобы подстегнуть вола, то упрусь плечом в повозку, то возьмусь слепней отгонять, то поклажу иным способом укладывать… Верчусь, суечусь, а воз как шел своим чередом, так и продолжает идти.

Чтобы управлять жизнью деревни, надо ее знать. Прописная истина! И разве провинциальным газетчикам ее адресовать? Ведь они же, как считается, находятся в самой гуще жизни. Да, находятся. Но знают ли? Вот вопрос! Точнее сказать — понимают ли? Знание — вовсе не та или иная степень информированности, а понимание взаимосвязей жизненных явлений. Знание — это умение мыслить диалектически. На первые свои литературные сочинения я получал рецензии, которые, как правило, начинались фразой: «Автор знает жизнь деревни…»

Под этим подразумевалось, что я без ошибок излагаю процесс теребления льна или машинного доения коров, сев кукурузы или заготовку силоса, быт механизатора или заботы председателя и так далее и тому подобное. Но рецензенты не удостаивали внимания анализ, почему, например, доярка противится введению машинной дойки коров, почему насаждаемые с таким упорством «елочки» и «молокопроводы» никак не приживаются. Автор пытается найти психологическую причину, то есть уловить взаимосвязь человека и машины, но рецензент его мысль не относит к знанию. Мысль он относит к чему угодно, только не к знанию жизни.

13 октября 1984 года

Меня занимает процесс познания жизни провинциальным газетчиком. Почему именно газетчиком, а не вообще человеком из сферы управления? Скорее всего, потому, что сам прошел эту школу, а свое, как говорится, ближе и понятней. Но есть и другая причина: журналист по глубинной сути своей профессии есть исследователь. Он не вырабатывает директивных документов: решений, постановлений и прочих актов, обязательных к исполнению, то есть не направляет жизненные явления в то или иное русло, тем не менее воздействие его огромно и может быть даже решающим. Он и выражает и формирует общественное мнение. В этом-то процессе выражения и формирования и происходит познание жизни им самим.

Процесс сложный и интересный, полный внутреннего драматизма. Драматизм — в неизбежном столкновении представлений и действительности. Журналист постоянно стоит перед выбором: как оценить увиденное? Он проводник законодательного акта и в этом качестве обязан смотреть на факт и оценивать его с точки зрения документа. Но, как мыслящий человек, он понимает, что любой документ фиксирует состоявшееся, сложившееся, проще сказать, закрепляет опыт, а жизнь не знает остановок, она в непрестанном движении, и журналист обязан улавливать отклонения от закрепленного актом опыта. То — обязан и другое обязан, а расхождения бывают настолько…

17 октября 1984 года

Боль оборвала строку — уколы, таблетки… На пятый день голова, кажется, прояснилась, но мысль ускользнула, не могу вспомнить, что я хотел сказать по поводу расхождения.