Я пожимаю плечами.
— Потому что их заботят только киски, бабки и вечеринки до тех пор, пока они где-
нибудь не отрубятся. Как бы они поняли или узнали, через что я, черт подери, прошел?
Мы слеплены не из одного теста. Я всегда это знал. Я люблю их. Но у нас разное
представление о том, на что похожа нормальная жизнь.
Я не даю ей время вникнуть в смысл моих слов. Вместо этого я тяну ее к кузову
пикапа и опускаю его борт. Еще одна искорка боли вспыхивает в моей груди, когда я
дергаю к себе черную сумку.
Вытащить сумку этим утром из своей спальни в клубе было довольно трудно.
Каждый раз, касаясь ее, я вспоминаю тот день и месяц полной безнадеги, который
потратил на поиски Даны. Я вспоминаю окрыляющую надежду, а затем опустошающее
падение. Я вспоминаю то состояние, когда хотел ее убить, а затем как направил каждую
унцию своего гнева на парня, которого Кэп бросил к моим ногам. Я вспоминаю каждый
удар, который превращал его лицо в кровавое месиво, и как с каждым ударом я
чувствовал, что тот человек, которым я был, безвозвратно ускользал.
Вот, что находилось в этой сумке. Все, что я потерял, включая самого себя.
Не знаю, сколько раз я выносил эту сумку к костровым ямам за клубом, намереваясь
сжечь ее, надеясь, что когда от нее останется только пепел, это положит конец мучениям и
сожалениям, которые ежедневно меня атакуют. Но я так и не смог этого сделать. А боль
так и не перестала сдавливать мне грудь.
Даже в этот самый момент я не готов открыть сумку и показать ей содержимое, но я
не думаю, что настанет время, когда я буду к этому готов. Так почему бы не сейчас?
Я разворачиваю одеяло, которое захватил, и стелю его на пол кузова пикапа.
Эмбер встает рядом со мной и внимательно наблюдает за тем, как я расстегиваю
сумку. Сначала я вытаскиваю Библию. Черный переплет с выгравированными на нем
инициалами JMG (ДМГ) в нижнем правом углу.
— Моя мать дала мне ее. Это была еще одна причина, по которой я прекратил
ссориться с ней и Полом. Библия принадлежала моему отцу.
Она проводит пальцем по золотому тиснению.
268
— Что означают эти буквы?
— Джон Мэтью Ганн, — я медленно листаю страницы, пока не нахожу то, что ищу.
— Сначала я не был уверен, что это его Библия. Не было похоже, что ее когда-либо
открывали. Но потом я увидел это, — я показываю ей Книгу Иова и остальные
Священные Писания, выделенные разными цветами. На белых полях записаны его мысли,
короткими беспорядочными фразами. — Моя мать как-то показывала мне старые письма,
которые он ей писал. Почерк совпадал.
— Почему, по-твоему, он выделил именно эти строки?
Чуть заметно пожав плечами, я отвечаю:
— Я думал, что это была единственная часть, которую он читал, или единственная
часть, которая его зацепила, — уголок моего рта приподнимается. — Я, наверно, читал
эту вещь сотни раз, и некоторые места, которые он выделил, по-прежнему остаются
моими любимыми.
Пока Эмбер пролистывает страницы и изучает кое-какие отрывки, я вытаскиваю
другие книги о том, чего ждать, когда ждешь ребенка. В некоторых торчат закладки, и
большинство страниц с загнутыми уголками. Отложив Библию, Эмбер их тоже
просматривает.
— Ты все это прочитал?
Мою грудь сдавливает.
— Да, я хотел знать, что нужно делать, чтобы быть подготовленным.
На очереди коробка, но, когда мои пальцы оборачиваются вокруг нее, мой желудок
ухает вниз.
— Это должно было стать первым подарком из многих, — объясняю я, передавая
коробку ей. Эмбер не решается взять ее.
Я киваю и говорю:
— Давай же… открой ее.
Ее взгляд опускается, и сквозь прозрачный пластик она видит, что находится внутри.
Ее рука слегка дрожит, когда она открывает коробку и вытаскивает куклу. Она
держит ее так, словно боится сломать. Но кукла такая же гибкая, как Эмбер. Она не
сломается.
— Вот почему я стал называть тебя «Куколка». Почему я хотел, чтобы ты ушла в
тот первый день. Я пытался забыть. Но ты разворошила прошлое, и каждый раз, глядя на
тебя, я видел это.
Она вертит в руках рыжеволосую куклу. Я знаю, что она замечает сходство. Волосы,
сине-зеленые глаза, веснушки на щечках и даже голубая клетчатая рубашка.
— Я думала, ты называл меня так, потому что…
Меня пронзает чувство вины. Я качаю головой.
— Нет, но я не мог тогда сказать тебе правду. Поэтому я позволил тебе поверить, что
это было причиной.
Пока она с благоговением касается куклы, я достаю из сумки тубус для чертежей.
Мои пальцы подрагивают, когда я отвинчиваю крышку. Мне требуется минута, чтобы
вынуть бумаги из футляра и снять с них резинку. Сделав это, я разворачиваю чертежи и
выкладываю их на пол кузова, чтобы она увидела. Затем я наклоняюсь и подбираю
несколько камней, чтобы зафиксировать ими уголки. Она кладет куклу на сгиб руки и
частично встает передо мной.
Ее пальцы прослеживают линии на бумаге, хотя на самом деле она не касается ее.
269
— Это прекрасно, — сбивчиво выдыхает она.