Деревенская прелестница

— Нтъ, право, совсмъ монахъ. Ты знаешь, онъ даже мяса не стъ. Никогда не стъ, ни въ постные, ни въ скоромные дни, — продолжала Клавдія. — Онъ даже и рыбы не стъ. Да… И меня съ тятенькой учитъ, чтобы и мы не ли. «Какъ вы, говорить, смете убивать животную тварь, если вы не можете ей жизнь дать?» — вотъ что онъ говорить. У насъ птухъ былъ, и сдлался у него на ног желвакъ. Тятенька хотлъ его заколоть, чтобъ въ щахъ сварить, а учитель услыхалъ этотъ разговоръ, сейчасъ-же этого птуха у насъ за шесть гривенъ купилъ, понесъ къ себ, посадилъ его подъ печку и давай лечить. Но птухъ, все равно, околлъ.

— Какія сказки ты про него разсказываешь! Должно быть, ужъ онъ такъ теб милъ, что ты про него сказки сочиняешь, — недоврчиво усмхнулся Флегонтъ Ивановичъ.

— Именно сказки, а на самомъ дл это сущая правда, — подтвердила Клавдія. — И кром птуха, у него были происшествія. Ты Алекся Гаврилова знаешь? Вотъ что изба съ рзьбой на крыш. Вдь онъ рыбакъ. Поймалъ онъ какъ-то большущаго леща, Алексй-то Гавриловъ. А учитель по берегу идетъ: Алексй Гавриловъ и предлагаетъ ему, учителю то-есть. «Не желаете-ли, говоритъ, Михаилъ Михайлычъ, леща купить?» Учитель купилъ, сторговался за два двугривенныхъ, заплатилъ деньги, и что-же думаешь?! — взялъ да и пустилъ его обратно въ воду.

— Да что ты!? Вотъ дуракъ-то! — удивился Флегонтъ Ивановичъ.

— Именно, дуракъ.

— Да можетъ быть, это враки?

— Алексй Гавриловъ божился, когда тятеньк разсказывалъ. Я и сама спрашивала учителя, и онъ отвчалъ мн: «если я, говоритъ, могу какую-нибудь животную освободить отъ страданіевъ, то я обязанъ это сдлать». Правда, что онъ человкъ добрый, очень добрый, но у него въ голов все перепутано и самъ онъ какъ будто не въ себ, - пояснила Клавдія.

— Вотъ такого-то человка къ себ принимать и не надо, — наставительно замтилъ Флегонтъ Ивановичъ.

— Да онъ и самой мн надолъ, но доучиться писать надо.

— Давай, я доучу тебя. Я, слава теб Господи, бухгалтеръ у дяденьки. Дебетъ и кредитъ веду, стало быть, писать-то могу научить, — предложилъ Флегонта Ивановичъ.

— Ну, хорошо, изволь… Я скажу ему, чтобъ больше не ходилъ, — согласилась Клавдія, — Вдь онъ скучный. Какой отъ него интересъ? Вонъ книги мн носить читать, но книги все скучныя прескучныя, — кивнула она на комодъ, гд около зеркала лежали дв брошюрки.

— Такъ прогонишь учителя?

— Не прогоню. Зачмъ прогонять добраго человка? А просто скажу, чтобъ онъ больше не ходилъ ко мн, что я ужь писать отлично научилась.

— Слово даешь, что больше его принимать не будешь? — спрашивалъ Флегонтъ Ивановичъ.

— Если онъ теб такъ непріятенъ, — изволь, слово даю, — отвчала Клавдія.

— Протяни руку.

— Вотъ рука.

Флегонта Ивановичъ хлопнулъ по рук и сказалъ:

— Ну, спасибо. За это я теб, какъ поду въ городъ, хорошей матеріи на шубку привезу. Куній воротникъ у тебя есть, а это матерія будетъ. Даже и подкладку теб подъ пальто привезу, — вотъ, какой я человкъ!

Онъ всталъ, притянулъ къ себ Клавдію, обнялъ ее и сталъ цловать. Клавдія не отбивалась и проговорила:

— Вотъ теперь цлуй безъ опаски. И тятенька спитъ, и Сонька спитъ, и ребятишки опять.

VII

На утро Клавдія проспала долго. Она проснулась въ обычное время въ шестомъ часу утра, когда обыкновенно уходила на заводъ на работу, но такъ какъ сегодня она поршила на работу не отправляться, то повернулась на другой бокъ и ужь проспала до десяти часовъ. Въ восемь часовъ утра ее будилъ отецъ, но она ему даже не откликнулась, а Соня сообщила ему, что Клавдія сегодня на работу на заводъ не пойдетъ, и онъ оставилъ ее. Въ восемь часовъ Соня поставила самоваръ и опять будила сестру, будила къ чаю, но та сказала ей:

— Дай мн отоспаться. Я потомъ чаю напьюсь, — и опять заснула.

Наконецъ, въ десять часовъ утра Феклисть сталъ колоть дрова въ изб, чтобы истопить печь — и Клавдія проснулась отъ грохота и стука. Проснувшись, она не сразу встала, а еще нжилась въ постели. Перина у ней была мягкая — наслдство матери, которая водила гусей и утокъ и въ нсколько лтъ накопила пера и пуху на перину и подушки. При жизни матери отецъ нсколько разъ пытался продать эту перину, изъ-за перины у ея матери съ отцомъ происходили жестокія драки, но все-таки перина уцлла и ею завладла Клавдія.

Лежа въ постели, Клавдія вспоминала вчерашнія слова Флегонта Ивановича и мечтала о шубк.

«Хорошо-бы на бличьемъ мху справить», мелькнуло у ней въ голов. «Бличій мхъ можно попросить у Кондратья Захарыча, да не подаритъ толстый чортъ», тотчасъ-же ршила она. «На угощенье онъ не жалетъ, цлыя корзины привозить съ угощеньемъ, на масляной разъ свжей икрой всхъ закормилъ. Я ему и блины пекла, и уху варила, а онъ что? Въ слдующій пріздъ только тоненькую золотую браслетку подарилъ за все, про все».