Деревенские адвокаты

В субботу урок сразу пошел бойко. Драчун Ягафар, всегда сидевший затаясь и замышлявший проказы, первым поднял четырехпалую левую руку. Потом, загибая пальцы, он принялся называть реки по именам. В прошлом году, когда мастерил клюшку, которой гоняют шар, он стесал топором указательный палец.

— Одна Дема, один Берсуан, один Назияз, один Теменей, — пальцы кончились, а с ними кончились и реки.

— Сколько всего?

Мальчик сжал кулак и ткнул им перед собой.

— А сколько есть, агай, все здесь, — он покрутил кулак, оглядел его со всех сторон. — Четыре.

Озера достались Дильми, внуку рыбака Насыра. Полное имя — Дильмухамет. Ну, тут он как рыба р воде.

— Самый первый Акманай, за ним Былау, за ним Кулуш, потом Ишбай, потом Мырзы, еще Юкали, еще Барлыбай, еще Капкалы… Мой дедушка говорит, — и мальчик перешел на стихи:

В Акманае — щуки рыщут,

А в Былау — раки свищут,

В Кулуше — одни лещи,

Из Мырзы — плотву тащи,

А в Ишбае — сом усатый,

В Имэнли — сазан пузатый,

В Барлыбае — голавли.

Всяка мелочь — в Юкали,

Капкалы еще осталось —

Там лягушка мне попалась!

Названия озер, знакомые с малолетства, ребятишки слушали затаив дыхание. Учитель и сам внимал, словно постигал какую–то высокую науку. Кивал каждому слову смышленого ученика, лицо посветлело, разгладилось.

А Дильми много забавного знает. Один раз он всех, кто живет на улице Мечети, с Нижнего конца до Верхнего, назвал по прозвищам: «Первый Курбан–мулла — Бисмилла, Ма–жит второй — Грудь горой, третий Сирай — Навозный сарай, четвертый Камал — Болотный комар, пятый Шаряй — Горбатый, шестой Батыр — штаны протер до дыр, потом Гим–ран — Таракан, Асхат — Ухват, Сагит — уши торчком, Ва–хит — нос пятачком да Петух Хамидулла — всем им слава и хвала!»

За такой бойкий язык даже драчун Ягафар считает его себе ровней. Сам не трогает и от других защищает. Иначе с таким языком попробуй проживи небитым.

Дороги выпали на долю Нурислама, Тут счет вышел долгий, он еще и от себя прибавил.

— Самая большая Городская дорога, потом Аровская, потом — на Сайран, потом — на Каран, потом — Луговая, потом — Мельничная, Казангуловская, Кашеваровская, Акма найская, Станционная… Пешие тропы и не называю, их сто, а может, и тысяча.

— Хорошо. Хватит, — сказал учитель.

— Агай, я тоже дорогу знаю, — поднял руку Мутахар.

— Скажи, коли знаешь.

— Дорога Косого Юмагула.

— Молодец, — похвалил Махмут.

Так весело шел урок, и вдруг все испортилось. Взгляд учителя остановился на Кашфулле. Все это время он сидел не шелохнувшись, низко опустив круглую, чисто выбритую голову.

— Ну, Кашфулла, теперь ты скажи, какие ты в своей округе урочища знаешь? — голос его стал еще мягче, еще приветливей.

Мальчик даже не шевельнулся.

— Ты что, оглох?

Ученик молчал. Тот страшноватый румянец опять выбежал на скулы учителя, синие губы дрогнули.

— Встань, дубина!

Съежившись, не поднимая головы, «дубина» встал.

— Что за бунт? Что за комедия? — грохнул кулаком об стол. — Кому говорю?

— Агай, агай! — рванулся было с места Курбангали.

— Не пищи, цыпленок осенний! Жди, когда спросят. Медленно поднялась склоненная бритая голова, холодный, даже гневный взгляд уставился на учителя. От этого взгляда у Махмута кровь вскипела, в голове помутилось. Замученный болезнью, он, и без того взбалмошный и вспыльчивый, потерял волю, уже не мог держать себя в руках. Спокойствие Кашфуллы, которое восхищало его, сейчас пробудило злобу, привело в негодование. Перехватило дыхание. Вот–вот, казалось, хлынет горлом кровь.

— Открой рот! Хоть слово скажи, окаянный! Ты у меня заговоришь, отступник!

Круглая бритая голова отвернулась в сторону.

— Ну тогда и от меня жалости не жди! — Махмут схватил свою длинную палку. Взлетела палка, и тогда Курбангали закричал в отчаянии:

— Не бей его! Не бей! Не бей! Рука с палкой медленно опустилась.

— Вчера у них единственная корова пала, — сказал побелевший от страха мальчик. — Всем домом сидят убиваются. Отец их говорит: «Бог нас покарал за то, что Кашфулла из медресе убежал».

Нурислам, как обычно, дал пояснения:

— Тяжело телилась, надорвалась и умерла. Теленок–то двухголовый родился и на трех ногах. Лежит на соломе, ни одной головы поднять не может. Сам видел.

Странная, пугающая эта весть до мальчишек дошла не сразу. Они еще от прежнего крика очнуться не могли. Кашфулла все так же неподвижно стоял на месте. Учитель сел на стул, двумя руками схватился за узкий высокий лоб. Долго так сидел, потом сказал тихо:

— И адвокат нашелся, и враль–свидетель тут как тут. Негромко сказал, но услышали все. А ведь трехногий теленок о двух головах и впрямь был. Правду сказал Нурислам, а оказался вралем.

Учитель махнул рукой: все, мол, перемена. Тихо, благонравно выходили дети из класса, но вырвались на улицу — и поднялась суматоха. Сначала они обступили Курбангали, затолкали, задергали, хотя смысла и не поняли, слово «адвокат» показалось им очень ловким, удобным, таким сподручным. Они закричали, переиначивая каждый на свой лад:

— Адвокат!

— Акманат!

— Адбанат!

Тут шустрый Ягафар ухватил его за тонкий нос.

— Адвокат Курбангали!

— Адвокат!