Деревенский детектив

Закричав и озверев, Анискин сразу вспотел, задышал астматически и хрипло, словно в горле у него что-то застряло. От этого участковый побледнел и затих. Вот теперь только и услышалось в тишине, что на колхозной конторе уличный громкоговоритель наяривает какой-то заморский фокстрот, плещутся под яром в Оби ребятишки, а в колхозной кузнице бьет молотом в наковальню кузнец Юсупов, ремонтируя дергачи к жнейкам.

– Ну, давай, давай, Власенко Юрий, – сказал Анискин – Бери полено… – Когда же Власенко столовым ножиком начал отщепывать от полена крупные щепочки, участковый распорядился: – Подходи по одному, бери по щепочке и начинай дружно скоблить стену, на которой подписи и матерщинны рисунки. Ну!…

А когда минут через пятнадцать похабные рисунки и подписи со стен исчезли и тунеядцы положили палочки в кучу, Анискин поднялся с порога, прошел перед четырьмя, как перед строем, и прицыкнул зубом.

– Теперь отвечай на мои вопросы, – гневно приказал он. – Как вы вчера по пьяному делу всю ночь по деревне шарились, так должны знать, кто после дождя возле клуба обретался?… Ты отвечай, Сопыряев Автандил…

– После дождя? После дождя на улице были мы и Григорий Сторожевой, – ответил Сопыряев и от уважения к участковому деликатно кашлянул в кулак. – …Мы и Григорий Сторожевой…

– У клуба отирался, гражданин участковый! – хлопотливо вмешался в разговор Лещинский. – Мы уже похиляли домой, раз водяры не достали, а он, гражданин участковый, руки на карман поставил и возле клуба ходит.

– Кого еще видели?

– Никого! – хором ответили парни, но среди их дружных голосов участковый не услышал голос Юрия Власенко. Он, как всегда, стоял немножко в сторонке и поглядывал на Анискина голубыми глазами молодого, но не игрушечного тигренка. Власенко вообще резко отличался от других, и Анискин тревожно подумал: «Ох, с этим парнем мне еще будет морока, ох, будет!»

– Ну ладно! – сказал участковый. – Ну ладно…

Анискин уже в тишине пошел к дверям, как Игорь Лещинский вдруг перегнулся, словно от удара под ложечку, подергался припадочно и на всю вонючую комнату завопил:

– Во, корешки, что делается! Мы думали, что Сторожевой рекорды ставит, а он аккордеон увел.

Пока Лещинский вопил и кривлялся, участковый молча стоял у дверей, затем взялся за ручку и, не отпуская ее, замедленно обернулся.

– Вот за что я еще вас ненавижу, – сказал он, – так это за то, что вы работать сюда по своей охотке приехали, а сами тунеядцы! – Анискин тоскливо вздохнул. – Такие вы, что я… Я вот за эту деревню, которая за окном, с колчаковцами бился, в меня из обреза за власть кулаки стреляли, а вы мою деревню собой позорите…

Судорожно взмахнув рукой, Анискин вышел на крыльцо, подставив ветру с Оби лицо, несколько раз вдохнул пряный, увядающий аромат сена, береговой глины и просто воздуха, который в сентябре настаивался сам по себе. Все еще галдели ребятишки под яром, репродуктор проливал на всю длину улицы протяжный вальс, а вот кузнец Юсупов железом уже не гремел – кончил, верно, ковать очередной дергач. «Ну, так! – спокойно подумал участковый. – Гришка-то Сторожевой и после дождя возле клуба обретался! Вот это дела!»

Но Анискин еще несколько секунд постоял возле дома, так как родная деревня лежала вокруг него тихая и от этого ласковая. Виделось новое здание колхозной конторы с кумачовым лозунгом: «Товарищи! Наш колхоз идет вторым в районе по темпам уборки», – придуманным, конечно, парторгом Сергеем Тихоновичем; просматривалась голубая Обь, а главное – было тихо. Вся, ну вот вся деревня ушла в поля убирать хлеб, а несколько парней, приехавших полгода назад из Томска работать в колхозе, сидели в затхлой, грязной комнате.

– Так! – вдруг громко сказал Анискин. – Эдак!

Грозно сведя брови на лбу, он легонько постучал согнутыми пальцами в окно.

– Господа хорошие, – сказал участковый еще громче, – выходь на улицу…

Через минуту четверо парней, застегивая рубахи и штаны, теснясь, появились на крыльце. Участковый внимательно оглядел их, непопятно улыбнулся и сказал:

– Марш на поля!… Вот ты, Сопыряев Автандил, будешь старшим. Завтра Сопыряев мне доложит, как работали…

Четверо пошли по пыльной улице, и участковый следил за ними до тех пор, пока они не миновали магазин, клуб и колхозную контору. Он все улыбался и тихонечко покручивал головой. «С паршивой овцы хоть шерсти клок! – думал участковый. – Хоть нынче и хорошо дело идет, восемь рук – это тебе не баран начихал…» Потом он сказал вслух:

– Ну, теперь мне само время к продавщице Дуське наведаться…

4

К продавщице Прониной, то есть к магазину, в котором она торговала и жила, Анискин пришел действительно в удобное время – после двенадцати часов, когда Дуська до шести вечера торговлю прекратила. У магазина было тихо, на дверях висели три амбарных замка, окна, изнутри задвинутые деревянными щитами, смотрели слепо. Поэтому участковый магазин с парадного хода обошел и приблизился к задней двери, возле которой в лопухах лежала ничейная собака Полкан, громоздились пустые ящики и валялись разноцветные бумажки.