Деревья умирают стоя

Тебе нравится?

Бабушка . Ну, еще бы, ведь это твоя песенка! (Поднимает бокал.) За моего внука, самого лучшего внука изо всех внуков! И виват гражданской музыке!! Ура! (Смех.) Ну-ка, еще раз! Все вместе! Тает… вот оно тает! Белки. Вот они, белки! А вот и ку-ку-шка!

Все поют песню. Маурисьо запевает, все вторят хором. Смех, аплодисменты.

Ну, еще капельку, Фернандо! За кукушку, она обещает счастье — последнюю, последнюю, после… (Покачнулась, схватилась за сердце.)

Изабелла подбегает, поддерживает ее.

Изабелла . Бабушка?!

Бальбоа . Хватит, Эухения. Отдохни.

Бабушка (приходит в себя, улыбается) . Ничего. Это все сердце. Такое маленькое — а от него и счастье и горе… Только не думайте, что у меня голова закружилась! Так, туман, это да… Уже надо ложиться, так скоро?

Изабелла . Да, вам будет лучше. А завтра мы снова споем.

Бабушка . Завтра! Ночи такие длинные! Иди, отдохни, Маурисьо. До завтра, девочка. (Обнимает Изабеллу. Потом, опираясь на ее руку, идет к двери.)

Бальбоа (к Маурисьо) . Если ты привык читать перед сном, ты знаешь, где книги. Дать тебе что-нибудь?

Маурисьо . Учебник архитектуры и атлас Канады.

Бабушка . Идем, Фернандо. А завтра — ирландскую песню, да? И посмотрим, удастся ли вам увидеть во сне что-нибудь лучшее, чем вы сами. (Выходит с дедушкой, смеясь счастливым смехом и напевая песню о кукушке.)

Маурисьо вздыхает с облегчением, расстегивает воротник. Изабелла падает без сил в кресло.

Маурисьо

. Слава тебе Господи, кончилось!

Изабелла . Только бы хуже не было. Никогда в жизни мне так трудно не приходилось. Это как в цирке, как будто надо пройти босиком между острых ножей.

Маурисьо . Да, старушка опасная! И память какая!

Изабелла . Она годы и годы ни о чем другом не думала. Что бы с ней стало, если бы как-нибудь все открылось?

Маурисьо . Это зависит от нас. Мы забрались в этот тупик, обратного пути нет.

Изабелла . И завтра — опять этот фарс? До каких же пор?

Маурисьо . Только несколько дней. Получим фальшивую телеграмму, срочную, и уедем. А здесь останутся воспоминания навсегда.

Изабелла . Почему вы меня выбрали? Я не могу, Маурисьо. Я не могу!

Маурисьо . Ты так боишься?

Изабелла . Я не за себя. Я за нее. Это, наверное, все очень хорошо, что мы делаем… Но когда я на нее смотрю, как она только этим живет и такая счастливая, как девочка, — мне так трудно удержаться, хочется крикнуть всю правду и просить у нее прощения. Игра у нас слишком жестокая.

Маурисьо . Вот этого я и боялся! В комедию вмешалось сердце. Так мы ничего не добьемся, Изабелла.

Изабелла . Я делала, что могла. Разве я нехорошо все делала?

Маурисьо . Да, сначала неплохо. Эта робость, когда мы вошли… потом эта сцена воспоминаний… Очень хорошо. Но позднее эти рыдания, когда ты бросилась к ней…

Изабелла . Я больше не могла. Я ведь тоже знаю, что такое жить одной и ждать.

Маурисьо . Так нельзя. Искусство не здесь делается, сеньорита. (Указывает на сердце.) Оно делается тут. (Указывает на лоб.) Тут.

Изабелла . Вы ни минуты не волновались?

Маурисьо . Настоящее волнение никогда не выглядит естественно. Например, помнишь, с каким восторгом я ел этот ореховый торт с медом? Но если имеются на свете две вещи, которых я не выношу, — это мед и орехи. Вот что я называю мастерством. А тебе, правда, понравился торт?

Изабелла . Очень!

Маурисьо

. Что ж, дело вкуса.

Изабелла . Значит, эта дрожь в голосе, когда вы в первый раз увидели бабушку?..

Маурисьо . Простой прием. Им даже резонеры владеют.

Изабелла . И объятие, такое крепкое, без слов, она даже заплакала…

Маурисьо . Все было продумано. Сквозь слезы трудно рассмотреть, как следует. Ты понимаешь?

Изабелла смотрит на него так, как будто он стал ниже ростом.

Изабелла . Да, теперь понимаю. По-видимому, мне еще многому надо учиться.

Маурисьо . Да, многому еще. Но ты сумеешь, Изабелла.

Изабелла . Почему вы зовете меня Изабеллой, когда никто не слышит? Мое имя Марта.

Маурисьо . Здесь — нет. Мы живем другой жизнью, и надо совсем забыть нашу собственную. Чтоб не запутаться.

Изабелла . Хорошо! Скажите мне, какие я сделала ошибки за этот вечер, чтоб я их не повторила.

Маурисьо . Ну что ж, начнем с поцелуя. Точнее, с двух поцелуев. Первый был слишком…

Изабелла . Сестринский?

Маурисьо . Вот именно. Трех лет брака недостаточно, чтобы так охладеть. Зато второй… так тоже не целуются на третий год брака.

Изабелла . Слишком крепкий?

Маурисьо . Да, слишком. В искусстве главное — мера.

Изабелла . Простите. Это не повторится.

Маурисьо . Надеюсь. Теперь второе: никогда не говори мне «вы». Помни, что мы женаты.

Изабелла . Но ведь мы одни…

Маурисьо . Не имеет значения. Надо приучаться. Знаешь, как поступают осторожные любовники, когда им приходится встречаться в обществе? Они всегда на «вы», даже наедине, чтобы не ошибиться на людях. Мы должны делать то же самое, только наоборот.

Изабелла

. Прости, я не знала. А как мы уладим с языком?

Маурисьо . С каким языком?

Изабелла . С моим, английским. Ты видишь, бабушка его знает. А я… надеюсь, ты не потребуешь, чтоб я его выучила за одну ночь.

Маурисьо . Надо сделать усилие. В наши дни английский язык приобрел такое значение, что даже янки вынуждены его изучать.

Изабелла . О yes, yes, yes!

Маурисьо . Ты смеешься надо мной?

Изабелла . Над учителем? Что ты! Я никогда бы себе не позволила!

Маурисьо . Ну, не иронизируй! Что это с тобой? Ты вдруг стала на меня как-то иначе смотреть. Ты совсем другая сейчас.

Изабелла . Может быть, это ты для меня стал другим. (Подходит к нему, говорит дружески.) Послушай, Маурисьо. Помнишь, ты мне сказал, что твой имитатор поет лучше, чем настоящий соловей? Ты серьезно это говорил, да?

Маурисьо . Совершенно серьезно. Какая-то птичка… Какая бы она чудесная ни была, ей не сравняться с артистом.

Изабелла . Тогда, значит, ты, правда, веришь, что искусство важнее, чем жизнь?

Маурисьо . Это всегда так. Посмотри на тот палисандр, там в саду. Он теперь значит что-то, потому что от него тень и он цветет. А завтра он умрет, как умирают деревья: стоя и молча, и никто не вспомнит о нем. Вот если бы его написал великий художник, он жил бы вечно. Ты еще что-нибудь хочешь спросить?

Изабелла . Нет, ничего. Это все, что я хотела знать. (Идет к лестнице.)

Маурисьо . Постой! До сих пор я указывал на ошибки. Будет несправедливо, если я не скажу об удачах.

Изабелла . Удачи тоже были? Ну что ж, это неплохо.

Маурисьо . Одна особенно: этот трюк, чтоб не играть на рояле.

Изабелла . А, раненая рука… Тебе понравилось?

Маурисьо . Я бы и сам не сделал лучше. Чем ты нарисовала кровь? Помадой?

Изабелла

. Помадой.

Маурисьо . Я сразу догадался. Поздравляю! (Пожимает ей руку.) Что с тобой?

Изабелла вскрикивает, отдергивает руку. Маурисьо смотрит на нее удивленно.

Изабелла . Ничего… так, нервы. (Идет к лестнице.)

Маурисьо резко останавливает ее и сдергивает повязку.

Маурисьо . Постой! Ты правда порезала руку?

Изабелла . Мне не пришло в голову, как еще можно сделать. Ведь ложь надо придумать. А правда — это так легко. Спокойной ночи. (Завязывает руку и идет по лестнице.)

Маурисьо . Ты не обидишься, если я тебе кое-что скажу?

Изабелла . Говори.

Маурисьо . У тебя слишком много сердца. Ты никогда не будешь настоящей актрисой.

Изабелла . Спасибо. Это самое лучшее, что ты сказал мне за сегодняшний вечер. (Идет по лестнице, останавливается.) А ты не обидишься, если я тебе тоже кое-что скажу?

Маурисьо . Говори.

Изабелла . Если когда-нибудь исчезнут все деревья, и останется только одно… я бы хотела, чтобы это был тот палисандр. Прощаешь?

Маурисьо . Прощаю.

Изабелла . Спокойной ночи, Маурисьо.

Маурисьо . До завтра… Марта-Изабелла. (Опершись на перила, смотрит ей вслед. Наверху бьют часы.)

Занавес.