Деревянная грамота

— Перфишка к тому из атаманов хотел парня отвести, который старого Трещалы наследство получил. Он среди вас, бойцов, околачивался и многие ваши тайны знал! — воскликнул Данила. — И он сперва полагал, что наследство Одинец получил. А твой скоморох Томила убедил его, что наследство — у тебя!

— Нет у меня дедова наследства! — еще не разумея, что конюхам известно слишком много, отвечал Трещала. — У него и добра-то не было, домишко один да два лубяных короба тряпичной казны! А нас, внуков, четверо! Какое там наследство, смех один!

— Тьфу! — Тимофей начал сердиться. — Устал я вранье слушать! Что, братцы, не начать ли с самого начала? Данила, с первого мертвого тела начинай!

— Да что я вам — Разбойный приказ?! Что вы ко мне с мертвыми телами лезете?! — Трещала даже вскочил.

— Погоди прыгать, — буркнул Одинец. — Мне тоже охота до правды докопаться.

— А вздумаешь кого позвать — языком подавишься, — твердо пообещал Богдаш. Семейка же молча встал и прислонился к дверному косяку.

— На Тимофея-апостола отыскали на Красной площади, на торгу, в распряженных санях мертвого парнишку, и у него за пазухой была деревянная книжица, не по-нашему писанная, — начал Данила, невольно сбиваясь на слог приказных столбцов, по которым и узнал о подробностях. — Книжица в пядень с небольшим длиной, в вершок толщиной… А паренька того никто на торгу не признал, и его снесли в Земского приказа избу. И то был Маркушка, старого Трещалы правнук, что вместе с ним жил и за ним смотрел. А книжица — старого Трещалы наследство!

— Знать не знаю про деревянные книжицы! — сразу заявил Трещала. Одинец же, которому, коли верить покойному Перфишке, надлежало стать законным наследником, хмуро уставился в пол. Не умел Одинец врать — да и только!

Тимофей глянул на Одинца — и усмехнулся.

— Про девку, Данила, сказывай!

— И нам, конюхам, велено было ту деревянную грамоту сыскать. И мы подрядили девку одну, чтобы в приказную избу наведывалась и вызнавала не приходил ли кто за парнишкой… — тут Данила сообразил, что не сказал главного — как грамоту отняли у подьячего Земского приказа, и запнулся.

— Ты говори, говори… — подстегнул Тимофей. Семейка же, что-то подметив, беззвучно засмеялся. Данила даже брови свел, вглядываясь в лицо товарища, — что его развеселило? И вдруг понял! И Трещале, и Одинцу незачем было слушать, как неизвестные налетчики выкрали грамоту. Они это прекрасно и сами знали — потому и не задали необходимого, казалось бы, вопроса!

— И девка оказалась смышленая — тех, кто мертвое тело выкрал, выследила! — с неожиданным для самого себя весельем сообщил Данила. — И нам тот двор указала, куда тело увезли, и потом туда пробралась, и донесла, что тело-де выкрали по просьбе скоморохов, что это был их парнишка, и мы ей поверили…

— Это ты в Томилу, что ли, метишь? — догадался Трещала. — Так мало ли скоморохов на Москве?! Перед Масленицей-то все ватаги сюда тянутся!

— Да ну тебя с твоим Томилой! — оборвал его Богдаш. — Знай помалкивай!

— И оказалось, что никаких парнишек скоморохи не теряли, не хоронили, так что девку нашу на том дворе, куда тело свезли, перекупили! И, как врать, научили, — завершил Данила. — Что дальше-то говорить, Тимоша?

— Да ты уж все сказал, — Тимофей повернулся к Одинцу. — Что молчишь, Аким? Это ведь на твой двор парнишку привезли! Это ведь ты девку перекупил! Это из-за тебя мы столько времени потратили на скоморохов!

— Вот она, правда-то, и вылезла! — завопил Трещала. — Я-то уж не знал, не ведал, какому святому свечки ставить! Простите меня, молодцы, не знаю, как звать-величать!

Он выскочил из-за стола и размашисто поклонился конюхам в пояс, всем четверым.

— Рано радуешься, Трещала, — осадил его Тимофей. — Пусть сперва Одинец скажет, так ли дело было.

Одинец молчал, словно воды в рот набрал.

— Нам, Аким, до мертвых тел дела нет, пусть с ними Земский приказ разбирается, — сказал Богдаш. — Ты уже слышал — мы деревянную грамоту ищем. Перфишкино тело твой Сопля, поди, уже до Твери с перепугу довез! Мы никому не скажем, под чьим забором тело валялось. Кто чьего бойца свел тоже докапываться не станем. Ты только растолкуй нам — для чего ты тело выкрал да на скоморохов дельце свалил?

Одинец, сидя на стуле, стал сгибаться, словно бы норовя лечь лицом на колени.

— А для того и выкрал, чтобы меня подставить! — вместо Одинца отвечал Трещала. — Маркушка-то мне родня! Его мать, Арина, ко мне за сынком присылала! А я-то ни сном ни духом! С сестрами, с братьями поссорить меня хотел! Чтобы вся Москва говорила — он-де, Трещала, родню свою обижает!

— Аким! Ты оправдаться можешь? — строго спросил Тимофей. — Ведь мертвое дело только тому могло понадобиться, кто знал про деревянную грамоту!

Ответа не было.

— Голубчики мои! Доброхоты мои! — выкрикивал Трещала. — Да ведь вы мне его головой выдали! Век за вас Бога молить стану!

— Успеешь помолиться! — отмахнулся от него Тимофей. — Ты бы лучше с дедовым наследством нас не путал!

— Да вот те крест — нет у меня никакой грамоты! Хоть весь дом обыскать нет!