Деревянная грамота

Бывают мгновения, когда голову следует уволить от принятия каких бы то ни было решений, а всю власть предоставить рукам и ногам. Данила еще мог бы объяснить, почему оттолкнул подскочившего к нему Лучку, но о том, что сам он успел метнуться вбок, к лавке, догадался лишь тогда, когда предмет, им подхваченный за края обеими руками и вознесенный ввысь, был со всей дури надет на голову Томиле.

Одновременно кулак скомороха, вылетев сбоку, так огрел парня по шее, что тот улетел к стенке.

Все же Даниле повезло — он успел кое-как уйти в скрут. Болезненная наука, которую так сурово преподал ему Богдаш, втемяшилась-таки в косточки и в жилочки. Поэтому Данила, улетая, чуть ли не в воздухе развернулся, продолжая начатое скрутом движение, и, всего на миг оказавшись к противнику спиной, проскочил вдоль стены. Сила движения опять повернула его — и он, двинув одним локтем орущего Лучку, а другим — обалдевшего и почему-то бездействующего Томилу, оказался в сенях. Оттуда прыгнул на крыльцо, сбежал вниз и опрометью понесся к калитке.

— Имай его! — пронзительно завопил Лучка, но было поздно. Те из бойцов, что повернулись к крылечку на этот вопль и увидели стоящего в дверях скомороха, уже не успевали настичь Данилу.

— Кобеля спускай! — кричал сверху Лучка. Но и это приказание опоздало Данила выскочил на улицу. Некоторое время он бежал, потом перешел на шаг. Пронзительный голос Лучки словно застрял в ушах — хоть прыгай на одной ножке, чтобы его оттуда вытряхнуть.

— Ишь ты, имай его… — пробормотал Данила. И тут голос снова возник в голове, прозвучал самый первый отчаянный Лучкин крик:

— Гусли!!!

И Данила наконец-то осознал, каким головным убором снабдил неприятеля.

Он рассмеялся. Все было замечательно! Даже то, что колпак с меховой оторочкой остался в Трещалином доме. Горячая голова не нуждалась ни в каких колпаках! Легкие пушистые волосы, радуясь свободе, вскинулись, каждый закурчавился на свой лад.

С этим ощущением нечаянного праздника Данила быстрым шагом несся к Аргамачьим конюшням. Он знал, что услышал от Томилы очень важные слова, и торопился скорее их обсудить с Семейкой, Богданом и Тимофеем.

Товарищи, услышав в шорной про это новое похождение, только руками развели. Первым опомнился Тимофей.

— Сам же ты, аспид, своими руками дверь к тому треклятому Томиле закрыл и засовом заложил! На какой козе мы теперь к нему подъедем?!.

— Да я ничего плохого не хотел! Он сам как с цепи сорвался! оправдывался Данила. — Он… он…

Парень хотел как-то объяснить Тимофею, что Томила был чем-то сильно озабочен, что вел себя как человек, ожидающий беды и так измученный этим ожиданием, что начало неприятностей вызывает в нем нехорошую, бешеную радость. Но слов не хватило.

— Погодите, светы мои! — прервал их перебранку Семейка. — Давайте-ка все еще раз с самого начала повторим. Ты, Данила, слышал, как скоморох с Перфишкой Рудаковым сговаривались.

— Слышал, да не все. Они же на извозчике укатили! Что же мне было — за санями петушком бежать? — огрызнулся разгоряченный Тимофеевыми упреками парень.

— А что, Богдаш, не заняться ли нам делом? — спросил Семейка. — Мы ведь до сих пор аргамакам гривы не подровняли. А коли завтра государь пожалует? То и скажет, что дармоедов кормит!

— Твоя правда, — согласился Желвак. — Чем ругань слушать — лучше потрудимся.

И остались Тимофей с Данилой вдвоем.

— С дураком свяжись — так сам дурак станешь, — загадочно заметил Тимофей и тоже удалился.

Данила остался в шорной, очень недовольный и совершенно не расположенный к размышлениям. Конюшни были чисты, во всех стойлах лежала чистая ржаная солома, кони — здоровы и веселы, а к такому ответственному делу, как стрижка грив и хвостов, его еще не подпускали. Стало быть, одно и остается — думать… и что там говорил Семейка?..

Семейка предлагал начать словесный розыск с той самой встречи Томилы и Перфилия Рудакова. Встреча, с точки зрения Данилы, была чересчур короткая. О чем-то эти двое еще сговаривались в извозчичьих санях, но при Даниле Томила упрекнул Рудакова, что тот не знает, к кому на самом деле попало Трещалино наследство.

Рудаков думал, будто оно досталось Одинцу. Томила утверждал, будто молодому Трещале. И если бы Перфишка знал, кто получил наследство, он бы доставил некий товар из Муромских лесов не Одинцу, а Трещале. Что же это за товар, который непременно надобно везти только к наследнику? И почему Томила, решив это дельце по справедливости (коли повез Перфилия смотреть наследство, так ведь и показал, и товар заполучил!), так недоволен и со всех сторон ждет подвоха?..

Данила выскочил из шорной и побежал между стойлами. Ему нужны были Семейка и Богдаш — на Озорного он обиделся.

— До чего додумался, свет? — спросил всегда благожелательный Семейка.

— А вот до чего! Мне и Сопля, и Томила про старого Трещалу толковали. Одинец с молодым Трещалой его наследство никак не поделят. Так не поискать ли нам старого Трещалу?

— На кладбище, что ли? — встрял из соседнего стойла Богдаш.