Стенька наслаждался всей душой. Бой перешел в то состояние, которое называлось свалкой-сцеплянкой, стенок более не было - были пары бойцов. И не одна рожа уже окрасилась кровью из носа, и не один боец уже, свалившись, откатывался подальше от топчущихся ног. Хотя в стеночном бою ногами драться и не полагалось, тем более - бить лежачего, но в суматохе всякое могло случиться.
- Ах, мать вашу! .. - видя, что лежащих, пожалуй, уже больше, чем стоящих, рыдающим голосом воскликнул ямщицкий атаман. - Что, Трещала, велим накрачею молчать?
- А велим! - Трещала, ловко растолкав народ, сбежал на лед и хлопнул по плечу совсем обалдевшего от собственных усилий Лучку.
Лучка трижды ударил в накры со всей допустимой силой и прекратил игру. Тем самым временно прекращался и бой.
Упавшие вставали, разгорячившиеся утирали лбы. Стенки разошлись, встав, как стояли изначально, хотя обе несколько поредели. После чего неторопливо, даже торжественно сошлись на боевой черте, и бойцы попарно обнялись - раз, другой, третий. Это было необходимое замирение, прощение за удары и возможные увечья.
Те, кто, будучи сбит с ног, отполз в сторонку, уже привели себя в порядок. В большинстве своем они, отерев снегом и уняв кровавые сопли, сейчас возвращались в строй, но некоторые сидели на снегу в бедственном состоянии, держась кто за голову, кто за плечо, и вокруг уже хлопотали старики, умеющие помочь горемыкам.
То время, которое бойцам требовалось для отдыха, честной народ тоже с пользой употребил. Многие принялись биться об заклад. Ямщики показали себя богатырями, Трещалина стенка разочаровала зрителей, но нашлись умники, утверждавшие, что неудачное наступление - одно притворство.
- В этом-то бою Трещала одолеет, - услышал Стенька рядлм с собой. - А вот каков он будет против Одинца?
Это был купец Веретенников. Он как человек, снабдивший бойцов новыми рукавицами, тоже стоял среди знатоков.
- Так ты за Одинца, Тихон Сергеевич? - спросил седобородый румяный дядя. - Тогда тебе с Беляниным нужно бы об заклад биться. Он всегда за Трещалу ставит.
- Так нет же Белянина! - воскликнул Веретенников. - Блины где-то жрет! И Перфишки, сукина сына, нет!
- Рудакова? - прозвенел внезапный и несвоевременный голос.
Стенька ахнул - это напомнил о себе Данилка Менжиков.
- Его, стервеца! - не сообразив, что отвечает невесть кому, возмущенно сказал Веретенников. - Как до дела - так он все пороги обобьет! Как ближе к делу - с собаками не сыщешь!
- Ах, вот ты где! - раздался знакомый голос. - Теперь тебе Рудакова подавай!
К стервецу и сучьему сыну Данилке яростно прибивался скоморох Томила.
- Ты что это вызверился? - удержал его за плечо Веретенников.
- Да Тихон Сергеевич! Лазутчик ведь это, шиш, выведывальщик! Он к Трещале на двор обманом пробрался! Он только и знает высматривать, кто в котором дворе собирается! Он и вокруг "Ленивки" околачивался! Подослали его, Тихон Сергеевич!
- Ну-ка, молодец, сознавайся! - внезапно сделавшись суровым и строгим, купец ловко ухватил Данилку за ворот.
- Да что - сознавайся! Побить его - да и выбить в тычки со льда вон! Чтоб неповадно было! - заорал скоморох.
- Побить - да и выбить! - первым поддержал Стенька. Он ощутил обычный свой восторг, на сей раз - от торжества справедливости. И сам был готов пустить в ход кулаки!
- Ты для кого выведываешь-то? - начал было допытываться Веретенников.
- Да что ты его спрашиваешь, Тихон Сергеевич! Соврет! Таких - только кулаком в рыло учить!
- Да что его спрашивать! - радостно заголосил Стенька. - Гнать таких со льда!
Данилка попытался извернуться, да и рвануть прочь, но купец держал крепко.
Настал час сведения счетов! Стенька, вопя, чтобы и ему дали приласкать лазутчика кулаком, пробился поближе, оказался нос к носу с онемевшим от ярости и гордости Данилкой - и тут его удалая башка сама собой полетела куда-то вправо. Стенька, зажмурившись от неожиданности, рухнул на незнакомых людей, волей-неволей поддержавших его - уж больно плотно стояли, и тогда лишь понял, что это ему заехали в ухо.
- Кто тут еще парня бить собрался? - услышал он голос, знакомый еще более, чем голос скомороха. И, открыв глаза, увидел еще одного ненавистного конюха - Богдана Желвака.
- Да коли твой парень за бойцами подсматривает да вести переносит? спросил Веретенников. - За такое бьют!
- Его побить нетрудно, ты вот со мной совладай! - потребовал Желвак. Да не толпой наваливайся! По двое выходите! Ну? Кому тут жизнь не мила?!
Так злобно он это выкрикивал, держа наготове кулаки, что немало бойцов повидавшие мужики как-то невольно посторонились.
- Уж так и по двое? - не поверил кто-то. - Высоко замахнулся - как бить станешь?
- А так! - неожиданным ударом, той частью кулака, которую простой человек в драке не знает как и в ход пустить, Богдаш с короткого замаха треснул по шее насмешнику. Тот, как только что Стенька, рухнул на незнакомый люд.
- Пусти его, купец, не то я тут всех по одному перекалечу!
- Да кто ж ты таков? - удивился Веретенников. - Я как будто всех поединщиков знаю!