Деревянная грамота

- В гузне у него лайно спекается, надобно избавиться. У тебя что, запора никогда не случалось? Ну, а у него - каждую весну такое, несколько дней мается. А как выгонит пробку - тут мы и ведем его потихоньку в Москву, заранее сговариваемся, где ночевать по дороге будем. Ночевать-то непременно в тепле надобно! Вот привели мы своих горбатеньких, спрятали их до поры на Неглинке...

- Мне бы поглядеть...

- Ну, пойдем, покажу.

Третьяк повел Данилу огородами через два двора, к третьему, где в подклете приютили горбатеньких.

- Вот и ладно, - говорил по пути. - Я сам со вчерашнего дня их не видел. А ведь коли не проверишь - молодые непременно чего-нибудь начудят.

- Это ты про Филатку с Лучкой?

- Про них, про голубчиков. Сейчас ты их, родненьких и увидишь.

Данила улыбнулся. Эти скоморохи были его ровесниками, с ними бы он как раз охотно встретился на равных, ведь как раз общества равных себе и не имел на Аргамачьих конюшнях. Дружок Ваня Анофриев разве что, так ведь и тот уже куда выше званием, потому что - женатый человек...

Двор, где временно поселили медведей, был самый обыкновенный московский с жильем на высоком подклете, с крытым крыльцом, с непременными двумя сараями (хлева Данила не приметил, наверно, был где-то сзади), с банькой и летней кухней на краю огорода. И стоял он по-московски вольготно - даже люди небогатые ставили домишки свои не впритык, а имели довольно места и для двора, и для садовых деревьев, и для грядок.

Навстречу Даниле с Третьяком выскочил Филатка.

- Дядька Третьяк! А я к вам бегу! - не поздоровавшись, выкрикнул он.

И точно, что бежал - тулупчик даже, не вдев рук в рукава, у шеи придерживал.

- Ну, что еще стряслось? - сходу напустился на него старый скоморох. Оставь вас на полдня - непременно напроказите!

- Томила приходил! - чуть не плача, сообщил Филатка. - Лучку сманил к себе в накрачеи! Я просыпаюсь - а он уж и мешок увязал! Я - обуваться, а его и след простыл!

- Разминулись?! - кляня себя за пререкания с Тимофеем и Семейкой, воскликнул Данила. Ведь мог же застать подозрительного скомороха, мог - и проворонил!

- А ты кто таков? - Филатка чуть ли не прыжком повернулся и приоткрыл от удивления рот. - Данила?! .

- Уговорился, выходит, с бойцами на всю Масленицу? Переманили! Ах он блядин сын! Опоздал ты, мой батюшка, - Третьяк обратился к Даниле горестно и вроде бы искренне, уже не видя необходимости выгораживать товарища. Теперь-то хоть ясно, где подлеца искать! На Москве-реке он будет с утра и дотемна. А проку с него?!? Коли он тебе нужен - там его и домогайся! Еще что?

- Лучку-то заменить нужно при медведях!

- Сам знаю! - Третьяк запустил руку под шапку и почесал в затылке. Нестерка согласится?

- Согласиться-то согласится! До Репы не добраться!

Не успел Данила удивиться, как оказалось, что Репа у скоморохов не овощ, а прозвание человека.

- Пьян, что ли? Так вывести его на двор и головой в ушат с водой кунать, пока не поумнеет!

- Поди сам его выведи!

- Ну, вынести! Вдвоем с Нестеркой не донесете?

- Сам его выноси!

Поняв, что дело неладно, Третьяк вздохнул.

- Подсобишь, Данила?

- Как не подсобить!

Они вошли в подклет. Тут было тепло, но не настолько, чтобы ходить без верхней одежды, а тем более - спать.

- Эй, Репа! Куда ты там запропастился? - привыкая к полумраку, крикнул Третьяк.

Ему отвечал человеческий голос - голос страдальца, что третий день животом или чем иным мается, стонет так, что слеза прошибает.

- О-о-ом-м-м! .. - проныл этот грубоватый, но безмерно жалостный голос. Н-не м-м-м-мо-о-гу-у-у-у...

- Что это с ним? - забеспокоился Данила.

- С кем?

- Да с Репой же!

- А что с Репой сделается! Спит без задних ног!

- А-а?..

- Да горбатый это ноет! Ты что - впрямь ни разу медведя не слышал?

- Человеческим голосом?!?

- Так уж у него получается. Ах ты, бес бы тебя побрал! - догадавшись, что стряслось, воскликнул Третьяк.

В углу, на соломе, прикрытой рогожей, лежали двое, и лежали они в обнимку. Здоровенная мохнатая медвежья туша совершенно закрывала поводыря Репу, видны были только ноги в лаптях.

- Миша, Мишенька! Мишенька-Иванец, родом казанец! - позвал Третьяк медведя. - Вставай, кормилец! Подымайся! Мишенька-Иванец!

И стал делать рукой знаки снизу вверх, понятные всякому человеку.

Медведь прогундосил нечто неприятное и грозное. Это был уже не стон, а почти рык.

- Ведь не подпустит! - в отчаянии воскликнул Третьяк. - Говорил же дуракам - если напьется, ни за что к медведям не допускать! Ему-то, псу окаянному, с медведем-то спать тепло! А горбатый-то к нему теперь никого и не пускает! Вот ведь незадача! Он, может, так до завтрева проваляется! А нам-то к игрищам готовиться надо!

- А ты возьми оглоблю, - посоветовал Данила.

- С ума ты сбрел?!? Чтобы я наилучшего плясового медведя - оглоблей?!?

- Ну, жди, покамест Репа проспится... - тут Даниле пришла в голову мысль...

Он оглядел пространство подклета, особым вниманием пожаловав два высоко расположенных небольших окошка.

- А что, дорог ли нынче бычий пузырь?

Третьяк уставился на Данилу с превеликим подозрением.

- Ты что это затеял?