И точно - оказался ярыжка на купеческой поварне за длинным столом, где кормили челядь. Авдотьица пошепталась с кем-то - и ему не только щей налили, но и мозговую косточку в миску сунули, и хлеба ломоть - во всю ковригу, и для начала стопку хлебного вина, как положено гостю с мороза, поднесли, и кваса ковшик поставили, и пирог сбоку положили. После такого ужина не то что куда-то бежать - а, пожалуй, сытого брюха до постели не дотащишь, так и уснешь за столом.
Авдотьица тоже поела - но дважды вставала и выходила с кем-то переговорить. Наконец, когда Стенька откинулся, опираясь лопатками о стену, и всем видом показал, что давно уж его таким ужином не кормили, она, словно бы ласкаясь к молодцу, подсела рядом.
- Ну, Степан Ивановач, коли зла на меня не держишь, так пойдем!
- С чего бы я на тебя зло держать стану?
- Из-за меня же твоя женка переполох устроила! Что ж тебя на такой голосистой да костлявенькой женили? Дородной девки мать не нашла?
Стенька изумился - никто бы не догадался назвать его Наталью костлявой! И сообразил, что Авдотьица приняла за Стеньки жену шумную Домну Патрикееву. Та действительно усохла в замужестве - сколько одежек на себя ни накручивай, а коли мяса на костях нет - так от проницательного взора этой беды не скроешь.
- Моя - другая была, - объяснил он. - Ох, и достанется мне от нее домой возвращаться неохота.
- А ты ее обмани!
- А как?
- А ты заявись домой попозже - пусть ее побеспокоится, пусть всякого передумает, и что на тебя лихие люди напали, и что лежишь под забором с проломленной головой! Увидит тебя наконец - так обрадуется, что и про меня забудет!
С таким восторгом изложила Авдотьица Стеньке этот замысел, что он чуть было не купился. Однако вспомнил, что Наталья на него уже не первый день из-за ловушки дуется, и помотал головой: мол, не получится...
- А ты уж мне поверь! Вот сейчас проводишь меня, а пока до дому добежишь - она семьдесят семь дум передумает и ума наберется!
Вот так и вышло, что Стенька отправился провожать Авдотьицу непонятно зачем, если посмотреть разумно, потому что рослая девка не то что в защите нуждалась, а и сама бы могла земского ярыжку от лихих людей одним лишь кулаком оборонить. Но он шел в надежде, что зимняя пустынная улица как раз к деревянной грамоте приведет...
Оказались они на Ильинке. И более того - когда сделали крюк, Стенька узнал местность. Он полгода назад уже носился тут как угорелый, выслеживая ватагу скоморохов, которых пригласил потешить свое семейство именитый купец Белянин. К задворкам купеческих владений и привела провожальщика Авдотьица. А ведь именно белянинской мамке передала она в Варварской церкви тот сверток...
Великие вавилоны принялись тут громоздиться в Стенькиной голове! Он понял, что купец как-то связан с грамотой, может, даже у него в доме она и хранится! Он понял также, что ловкие конюхи через Авдотьицу поклонились той мамке чем-то ценным, судя по тому, что с калашниковского склада вынесено, дорогим тонким сукном. И теперь, возможно, затевается выемка грамоты!
- Так ты тут, что ли, живешь? - спросил он Авдотьицу, радуясь, что девка не знает, как он докопался до белянинской мамки.
- Тут и живу. Да только, веришь ли, домой идти неохота.
- Ругать, что ли, будут?
- Да уж изругают... Не задался у меня денек - деньги протратила, к тому твоему сапожнику не попала...
- Ну, деньги-то - дело наживное.
Тут неподалеку раздался свист.
Стенькино сердце возрадовалось - начиналось ДЕЛО!
- Напрасно тут балуются, - сказал он. - Стрелецкий караул как раз прибежит - достанется свистуну. Знаешь, кто так по ночам-то пересвистывается?
- А воры, - уверенно отвечала Авдотьица. - Только ведь воры-то разные бывают! Одни кошельки крадут, другие скотину со двора сводят, а третьи... Ох! .. Укрой меня, укрой...
Девка развернула Стеньку спиной к углу, образованному улицей с переулком, и присела, словно бы спрятавшись за ним.
- Да что ты?! - зашипел на нее земский ярыжка. - С ума съехала?..
- Стой так, стой так...
И ведь не просто в молодца вцепилась - повисла на нем, не давая повернуться. Длилось это примерно столько, чтобы "Отче наш" прочитать.
Стенька отчаянно прислушивался - но даже шагов не услышал. И чего девка вдруг испугалась - понять не мог. Зато снова раздался свист.
- Ахти мне... - прошептала Авдотьица. - Пропала моя головушка...
Тут скрип шагов раздался-таки! И это был весьма уверенный скрип. Несколько человек приближались, никого не боясь, не крадучись вдоль заборов, а по самой середине улицы. Тут уж Стенька, сбив резким ударом девичьи руки, вцепившиеся в борта тулупа, развернулся навстречу тем людям. И это оказались четверо стрельцов - обычный ночной стрелецкий караул с факелом, задача которого - спешить, коли кто на помощь позовет, и не допускать явных безобразий.
Авдотьица закрыла лицо руками.
- Что, девка, с женихом застали? - спросил старший и сделал знак, чтобы факел поднесли поближе к Стенькиной роже. - Гляди ты, ярыга!
- А ведь я тебя знаю! - воскликнул стрелец-факелоносец. - Тебя Степаном зовут! А я - Давыд Потапов, не признал? Ивана Нараманского полка!