Деревянная грамота

– Черта ли в потемках разберешь… – проворчал сторож.

– Да ты меня знаешь, я со своим подьячим у вас прошлой зимой бывал! С Деревниным-подьячим, он с вашим хозяином знакомство водит!

– Деревнина знаем, – согласился сторож. – Ты с кем там? Говори живо!

Стенька понял, что Авдотьицу приняли за парня, и парня плечистого. В том, что под забором жмутся молодец и девка, сторож бы опасности не углядел, но двое мужиков были ему подозрительны.

– А с товарищем, – весело отвечал земский ярыжка. – Нас всех на Масленицу посылают за порядком смотреть! Мы вот тут караулом ходим, товарищи мои – вон там!

– Караулом, говоришь? Ну, ходите! – позволил сторож. – Коли что – стукните в забор, я вам горячего вынесу! Ишь ты, за порядком смотрят…

Очевидно, такой доблести от Земского приказа он не ожидал.

– Нам мой подьячий наказывал ближе к белянинскому двору держаться, – соврал Стенька. – Мало ли – сейчас лихие люди на санях носятся, а двор богатый.

– Ну, Бог в помощь! – благословив таким образом самозваного караульщика с приятелем, сторож пошел дальше вдоль забора и вместе с угасающим постукиванием исчез.

– Ну, Степан Иванович, век не забуду… – прошептала Авдотьица. – А теперь – ничему не дивись, коли что увидишь – ради Христа, молчи!

Не увидел, но услышал Стенька – Авдотьица негромко свистнула, и ей сразу же ответил сильный, долгий и переливчатый свист.

– Конюхи, что ли? – с восхищением произнес Стенька.

– Конюхи, конюхи, – подтвердила девка. – Молчи, говорят тебе!..

Беседуя со сторожем, Стенька повернулся к забору и даже шагнул в сугроб. Когда же он развернулся обратно к улице, то поразился – уже не один возник, а два, запряженных в сани, стояли у перекрестка.

– Стой тут, – велела Авдотьица. – К забору жмись, чтобы тебя не приметили.

А сама поспешила к перекрестку.

Ей навстречу побежал здоровенный парень неслыханного роста, размахивая руками, как будто собирался взлететь. Что-то щелкнуло у Стеньки в башке. Не видя парня в лицо, он уже знал – точнее, страстно желал знать именно так! – кто этот преогромный детина.

И, нарушив распоряжение Авдотьицы, земский ярыжка вдоль забора, стараясь не отлипать от него и потому еле вынимая ноги из долгого и высокого сугроба, устремился к детине.

Одновременно в голове у него сплеталось целое дело! Загадочный парень Нечай, привезенный сгинувшим Перфилием Рудаковым, как-то сразу увязался с той ночью, когда Авдотьица впервые привела Стеньку к белянинскому двору. Ведь и тогда свист звенел точно такой же – мощный, победный! Холодный пот прошиб ярыжку. Он понял, что хитрая девка заставила его служить прикрытием для налетчиков. Вот сейчас соберутся они в переулке, а сторож, уверенный, что поблизости слоняется караул, не обратит внимания на голоса и скрип снега!..

Стенька нагнулся и выдернул засапожник. Не то чтобы он был готов жизнь отдать за купеческое имущество, а просто сам ведь, обалдуй, назвал свое имя и прозвание подьячего сторожу! Вот как стрясется беда, так до него в первую голову и доберутся!

Отвагу ярыжки смирило лишь то, что из саней полезли еще люди, причем один, невысокий, в толстом тулупчике, держал на руках темное, продолговатое, вроде завернутого в тряпье и бессильно обвисшего мертвого тела.

Дело стало разворачиваться совсем иным боком. Не грабежом, а хуже того – подбрасыванием мертвого тела на купеческий двор.

Тщетно пытаясь угадать в людях у саней приметы конюхов (невысокий доподлинно был Тимофеем Озорным), Стенька замер. Нападать на троих крепких мужиков, один из которых – детинушка Нечай, с засапожником было нелепо.

А Нечай тем временем поймал в охапку Авдотьицу и принялся ее целовать… От звука тех оглушительных поцелуев у Стеньки и вовсе ум за разум зашел. Перестав что-либо понимать, он проскользнул мимо влюбленной пары и направился к саням, искренне надеясь, что слился с белянинским забором и стал неприметен. Стенька хотел понять, что же тут творится, а тогда уж бежать прочь, крича караул, поднимать суматоху и спасать то единственное, что сейчас нуждалось в спасении: собственную спину от батогов.

– Нейдет, Потапыч! – с отчаянием произнес невысокий мужик.

– Погоди, свет, – отвечал Потапыч знакомым голосом. – Может, задержал кто… Боится, может…

– Я еще свистну!

– Не смей. Уж и тот твой свист до Кремля, поди, долетел. Ну как стрелецкий караул пожалует?…

– Бежит, Потапыч, бежит!..

– Мерещится тебе, перекрестись, Вонифатий Левонтьевич…

И оба замерли, вслушиваясь. Замер и Стенька – он понял, кто эти двое: молодой двоюродный брат гостиной сотни купца Андрея Калашникова – Вонифатий и того же купца приказчик Потапыч.

– Да бежит же!..

Тут и Стенька услышал скрип по снегу.