Деревянные фаготы

И когда голубоватые эмалиГордых светловзоров, вспыхнув, заблистали,Я узнал Вас, дальняя моя принцесса,Вас узнал я, светлокудрая Иньеса…Вы сорвали бархатную полумаску,Сделав детски-недовольную гримаску,Показавши рдяный венчик губ душистыхИ прозрачный рюш из кружев серебристых.Вам понравились в бокалах виолеты,И под тающие звуки менуэтаВы, вспугнув внезапно пряный сон гостиной,

Хохотали пред гравюрою старинной.Там глядел, смешно оскалив зубы, гномикИз дырявой шляпы сделавший свой домик.А затем, потребовав к столу крюшона,Вы услали слишком ловкого гарсона,И взглянув сиянно, томно и приветно,Улыбнулись мне едва-едва заметно…И в узорчатом лиловом кабинетеВы забыли о жеманном менуэте.Нам казалось: миги вечно будут длиться,Обжигать, томить и сладостно кружиться…А наутро Вы расстались горделиво,

Улыбаясь грустно, грустно и стыдливо,Поцелуев знойных унося восторги…Но, спустя лишь час, уже лежали в морге,Выпив медленно с ликером кокаинаИз граненого хрустального графина,Не желая быть рабой моей в объятье,Победив надменно чар любви заклятье.

Пьяный вечер

В небе плыл хмурый корабль – качался месяц рдяный,А вечер смеялся звонко, гримасничал вечер пьяный.Пронзая дали, как стрелы месяца нити вились,

Но чары ночные плыли, но чары ночные длились.Было смешно и странно на улицах темных и мрачных:Прошла кухарка. С ней рядом два денди в костюмах фрачных…В тавернах, полных народа, трубил граммофон огромный,Звенел жеманный танго, кружился танго истомный.И я, надевши платье из тонких синих батистов,Прошел по улице черной средь буйных шумов и свистов.И я был принц непонятный, но я глядел огнезорко.Меня встречали лаи, покинув гнилые задворки.Затем, войдя в таверну, я сказал бродягам хрипевшим,Что вечер недаром выплыл за днем, в двух зорях сгоревшим…Но вспомнил о синем батисте и луне, – далекой подруге,

И вспрыгнул на стол надменно, разрешив целовать мне руки.А после плясал качучу, звеня кастрюлей, как бубном,И хрип шершавый и терпкий за мной подвывал многогубно…И только, когда хозяин, почтительно снявши шляпу,Просил, чтобы я еще раз сплясал пьянящий «Амапа»,Я гордо сознался всем им, что вечер, странный и страстный,Я создал в желаньи диком пером на бумаге красной…И чары, сгорев, потухли, и мой синий батист был сорван,И остался я с жизнью серой от знойной мечты оторван…

Из альманаха «Авто в облаках» (1915)^*

Предутренний час

1.