Деревня "Нюркин луг", или тайна печатной машинки

— Ты тоже... И мам... Не отдавай никуда машинку, ладно? Она мне нравится... Сохранишь?

Мама кивнула, погладила меня по плечу и вышла.

Выждав время, нацепила на плечи рюкзак, обулась, сняла очки, которые в Долине были мне не нужны, и встала напротив стола. Вставила в машинку листок.

— «Ев-ге-ни-я» — появилось на бумаге.

Нащупав пальцами букву «я», надавила ещё раз. И ещё. И ещё. Закрыла глаза, слушая биение собственного сердца и пытаясь унять тревогу. За окном с грохотом пронесся трамвай, слышались разговоры прохожих. Часы на стене ритмично тикали.

— «Я», — плавно опустила клавишу в пятый раз и замерла в ожидании.

Сперва, казалось, что ничего не произошло. Я представляла себе пейзажи места, в которое стремилась всей душой, родные, любимые лица, образы, так крепко вколоченные в сознание. Дашу, Тима, зверей. Никиту. Вспомнила, с какой силой он прижимал меня к себе перед боем. Его поцелуй, смелый, отчаянный. Вспомнила, как сама тогда дала нам обоим шанс. Как зажглись его глаза после этих слов... Потом мне заложило уши, звуки стихли, а в голове что-то противно загудело. Откуда-то издалека раздался свист, переходящий в красивую трель. Птицы... Я улыбнулась, когда волосы тронул ветерок, а нос уловил знакомый запах луговых цветов.

Глава 40. «Перемены»

Вслед за радостью, я ощутила страх. Продолжала стоять с закрытыми глазами, ясно понимая, что фокус с перемещением удался. Набрав в грудь побольше воздуха, открыла веки, огляделась и тут же присела.

Стоя в том самом месте на восточном холме, откуда наш стрелковый отряд осыпал сизаровыми стрелами черную стаю, я смотрела на стены замка. Часовые расхаживали по верху, в руках были луки, мечи. Страшная догадка ворвалась в мозг. Мы проиграли бой. Если бы замок был наш, необходимости в такой охране не было бы. Значит, там, наверху, покой колдуна оберегают люди Назара.

— Так... И что теперь делать? — думала я, судорожно ища решение.

Единственная здравая мысль, которая смогла прийти в голову — надо добраться до лагеря разбойников. А дальше решить. Если назаровцы в бою не разгромили их, то часть могла вернуться. В любом случае, там тоже оставались люди. Притом, больные, требующие ухода.

Поправив тяжеленный рюкзак за плечами, я шагнула в зеленую листву леса. С такой ношей идти получалось сложнее, но упорства мне было не занимать. Старалась держаться дальше от дорог, потому как совершенно не знала, сколько здесь прошло времени, и как теперь обстоят дела.

Осиновка встретила пустующими домами. Ни души. Ни шевеления. Ни звука. Ещё одно очко в пользу Градияра.

До самой реки мне не попалось ни единой живой души. Деревни и дороги были пустыми. Я с ужасом думала о том, что нашего отряда, возможно, нет и в помине. Что разбойничья деревня тоже давно стерта с лица земли, как и те, ради кого я вновь сюда явилась.

Передохнула на берегу, больше морально готовясь к последнему рывку до поселения.

— Отставить панику, Женёк. Все будет хорошо, — подбадривала я саму себя, снова натягивая на спину рюкзак.

Бурный, неугомонный поток Тихой реки хлестнул по ногам ледяным холодом. Скользкие камни на дне осложняли переправу. Вперед, нельзя сдаваться!

По обе стороны от лесной тропы выросли скалы. Те самые, где разбойники остановили нас вместе с жителями деревни, когда мы вели к Макару его сына. Воспоминания без перерыва накатывали огромной волной, пугали, ослабляли уверенность. Каждый камень, каждое дерево стали здесь до боли знакомыми. Я снова и снова продолжала стряхивать гнетущие мысли, не желая впадать в уныние. Нельзя. Не имею права!

Все мои усилия сошли на нет, когда я увидела на поляне, где раньше была лесная деревня, только поваленные друг на друга палатки, остывшие костры, разбросанную утварь. Надежда оборвалась, едва зародившись.

Сбросила рюкзак на землю, обреченно уселась на бревно рядом с костровищем, в центре которого вместо огня сейчас белел пепел. Вдохнула глубже, зарывая поглубже рвущиеся на свободу эмоции.

Все зря... Мы проиграли... По всем фронтам... А я застряла в этом мире, где у меня нет ни одной родной души. Обхватила себя руками за плечи и молча уставилась на обугленные деревяшки, словно так можно было согреться, растопить холод, пробирающий до самого нутра.

Чуть в стороне раздался шорох. Я резко подняла голову, всматривалась в заросли, напрягая зрение. Но шорохов больше не было.

Вдруг вспомнила волка, который на ручье пытался напасть на Борьку, и по спине прошёл озноб. Лука у меня нет. Только нож. Залезла в карман походных штанов, обнажила лезвие складного ножа и, стуча зубами от волнения, поднялась на ноги.

Тот, кто шуршал в кустах, вдруг дернулся. Я уловила движение темного силуэта. Не волк. Человек.

— Стой! — крикнула ему и зачем-то побежала следом. Наверно, близость живых людей окончательно вышибла из моей головы способность соображать. — Стой, говорю!