А через полтора месяца она плакала у Дэйви на плече: парни пользовались презервативами, но действовали, кажется, не очень-то умело, и вот у нее задержка. Через неделю месячные так и не наступили, и Дэйви познакомил Джулию со своей двадцатилетней сестрой, которая работала секретаршей в приемной одной парикмахерской в пригороде Брисбена. Та отнеслась к Джулии с сочувствием и дала ей адрес. «Никому не говори, кто дал тебе его, — предупредила она. — Это будет стоить двести долларов».
У Джулии было семьдесят пять долларов на счете в банке, еще двадцать пять она вытащила из маминого кошелька. Дэйви потребовал у двух других парней по пятьдесят долларов. Когда они спросили, почему он сам ничего не платит, Дэйви ответил, что поведет Джулию в больницу и позаботится о том, чтобы с ней все было в порядке.
Женщина, встретившая их в дверях, была ласковой и заботливой.
— Входи. — Акушерка взяла ее за плечо. Дэйви пошел было следом, но женщина его не пустила. — А ты, дружок, погуляй-ка пока. Возвращайся часа через три. — Потом она повернулась к Джулии: — Деньги-то, я надеюсь, при тебе, дорогуша?
Это была смерть, и она ее заслужила.
— Смотри в лампу, — послышался голос акушерки.
Боль, похожая на ослепительный белый свет лампы, разодрала ее пополам.
Дело сделано — она больше не беременна. Джулия лежала на узкой койке и плакала. Акушерка отрывисто велела ей взять себя в руки.
— У меня еще никто не умирал, — сказала она. — А я занимаюсь этим вот уже двадцать лет. Теперь давай одевайся и смотри не забудь гигиеническую прокладку. Потом ступай на кухню, выпей чаю и пару таблеток панадеина. — Когда Джулия села на холодный металлический стул и стала трясущимися руками натягивать белье, женщина ловко сдернула окровавленную простыню с покрытого клеенкой матраса. — Вот… — Она скомкала простыню. — А это мы бросим отбеливаться.
Когда вернулся Дэйви, Джулия нашла в себе силы кивнуть ему, стуча зубами о край чашки.
— Все, что ей нужно, это покой и отдых, — сказала акушерка. — И уже завтра она будет как огурчик.
Дэйви взял ее за руку, липкую от пота, и они медленно прошли сто метров до автобусной остановки. Дэйви помог ей подняться по ступенькам на переднее место. Но не прошло и пяти минут, как чехол сиденья намок от крови, и они сошли на следующей остановке. Кровь не останавливалась, она бежала по ногам, просачивалась сквозь юбку — целая река крови.
Дэйви побежал вызывать скорую и стал поджидать ее в кафе через дорогу.
В больнице Джулии сказали, что хирург, человек с седыми усами и грубыми руками, спас ей жизнь. Пару раз он пришел ее осмотреть. Ей повезло, что она не умерла, заявил он. Хирург считал, что она сама во всем виновата и получила по заслугам. Толпившиеся позади него студенты-медики ухмылялись и перешептывались. Когда врач перешел к следующему пациенту, один из студентов пролистал ее карточку. «Четырнадцать», — сообщил он остальным, и они дружно захихикали.
Медсестры, по крайней мере молодые, были подобрее.
— Взгляни на все это с такой стороны, — рассудительно утешала одна из них. — Ты никогда не растолстеешь от противозачаточных таблеток. И тебе не придется вставлять в себя всякие пластмассовые штуковины.
Теперь ей никогда не надо будет думать о контрацепции.
— Один шанс из ста, что ты сможешь забеременеть, — объявила старшая сестра больницы. — Так что не надейся завести детей. Может, тебе попадется мужчина, для которого это неважно, но большинство из них все-таки хотят иметь настоящую семью.
Она пролежала в больнице три недели. Звонил Дэйви и его сестра.
— Прости, — сказала сестра. — Я была у нее дважды, и никаких проблем.
Дэйви сказал — в школе все считали, что это он сделал ей ребенка.
Мама навещала Джулию два раза в день. Она проходила по палате, глядя прямо перед собой. Подойдя к Джулии, она задергивала розовые занавески вокруг кровати и принималась плакать; глаза и нос у нее краснели.
— Ты обозлилась на нас, да? Поэтому ты и сделала это с собой. Потому что ты винишь нас за все — за Пола…
Потом, однажды вечером, пришел папа, один, и сказал, что она вся в его мать и что, может быть, все к лучшему. «Иногда в таких вещах есть свой смысл…»
Джулия сидела в Нининой ванной, уставившись на купленный в аптеке пластмассовый флакончик для теста на беременность.
— Нина, этого не может быть, — вырвалось у нее. — Один шанс из ста, они сказали. Я не могу забеременеть.
— Один шанс из ста уже дает надежду, Джулия. Пусть даже всего один.
Глава тридцать вторая
Она не предохранилась.
Когда она поступила в художественный колледж и снова наладила сексуальную жизнь, Джулия всегда как-нибудь предохранялась. Не потому, что боялась одного шанса из ста — просто в противном случае мужчины, с которыми она спала, начинали нервничать, и вскоре она обнаружила, что рассказ о том, что случилось с ней, убивает всякое желание и у нее, и у партнера. «Я не могу — теперь, когда ты мне рассказала», — пожаловался один многообещающий молодой скульптор, снова натягивая джинсы.