Видео оказалось настораживающим с первых секунд. Александра была не в городе, как он ожидал, и даже не в парке с Гайей. Она оказалась в каком-то темном лесу, настолько густом и старом, что и без того скупой свет февраля превращался здесь в вечные сумерки. Ее со всех сторон окружали массивные темные стволы, среди которых изредка попадались вкрапления хвои, не делавшей, впрочем, картину веселее.
Но Александру заинтересовал не лес, а то, что в этом лесу творилось. На сухих ветвях деревьев были подвешены гирлянды из сломанных игрушек – кукольные головы, связанные друг с другом, мишки и зайчики с выпирающим из дыр в меху наполнителем. Хуже всего смотрелись куклы-младенцы в натуральную величину – те самые дорогие, которые ценятся за свою реалистичность. Теперь эта реалистичность создавала ощущение, что кто-то насадил на металлические колья маленьких детей, и сколько бы Ян ни повторял себе, что это всего лишь игрушки, ему все равно было не по себе.
А ведь он видел всего лишь маленькую картинку на экране, он был далеко от этого места, похожего на чью-то больную фантазию!
– Александра, куда ты влезла?!
– Смотри сначала, потом спрашивать будешь, – отозвался где-то за кадром голос сестры.
Она двинулась с места, миновала украшенные чудовищными трофеями деревья и оказалась перед непонятной маленькой хижиной. Непонятной – потому что Ян не брался сказать, что это такое, из чего оно построено и для чего. Но дверь туда была открыта, и Александра без труда проникла внутрь.
Лучше бы она этого не делала! Даже лес казался милой полянкой по сравнению с тем, что творилось внутри. Домик выглядел разгромленным: мебель разбита, на полу – стекло, обрывки бумаги, а главное, детская одежда, в прошлом нежных пастельных тонов, а ныне – цвета грязи и засохшей крови. Разруха пришла не из-за времени, все, что видел Ян, было относительно новым. Казалось, что кто-то намеренно уничтожал здесь все, на что упадет взгляд.
– Это что… мертвый ребенок? – пораженно прошептал Ян.
В груде обломков и грязных лохмотьев с трудом просматривался детский силуэт, неподвижный, беспомощно хрупкий на фоне этой свалки. Девочка лет семи, голая, лежащая на животе, лицом вниз – в такой позе она не смогла бы дышать, а большего камера мобильного не передавала.
– Не-а, – ответила Александра с пугающим равнодушием. – Тоже кукла. Хотя я сперва шарахнулась! Смотри.
Она перевернула тело девочки, и Ян успел заметить, что сестра в перчатках – получается, она все же воспринимает этот дом как место преступления. Но сейчас ему было не до расспросов, он разглядывал девочку.
Это и правда была кукла, но пугающе реалистичная. Младенцев ему видеть еще доводилось, но таких детей в натуральную величину, да еще такого качества. Это было нечто большее, чем игрушка.
– Она что, коллекционная? – уточнил Ян.
– Твоя неосведомленность в таких вопросах радует. Надеюсь, и моя осведомленность тебя не напугает. Это секс-кукла.
– Ребенка?!
– Да. Я не буду снимать крупным планом, поверь мне на слово: тут все проработано детально. Я на такое дерьмо насмотрелась в Австралии: там из Японии его партиями везут.
– Законно?
– Нет, конечно, но когда закон останавливал контрабандистов? Сюда она тоже попала не через «Почту России»! Смотри, что еще интересней. Ее использовали не по назначению.
Ему не нужно было спрашивать, что она имеет в виду, все было очевидно. Грудь силиконовой куклы покрывали глубокие порезы. Крови, естественно, не было, но это мало что меняло. Кто-то остервенело бил ножом куклу, очень похожую на маленькую девочку, и в этом чувствовалась неподдельная страсть. Нож тоже был здесь – большой, кухонный, безобидный в большинстве ситуаций, но пугающий теперь.
– Ты видишь, какой трэш? – Александра поводила камерой по сторонам, позволяя ему разглядеть кукольные головы, прибитые к стенам ржавыми гвоздями.
– Александра, ты хочешь меня до инфаркта довести?! Где ты находишься?
– Да подожди, ты же еще главного не видел!
Она направилась в сторону по темному дому, осторожно выбирая дорогу между осколками стекла, обрывками колючей проволоки и того, что в этой тьме напоминало детские останки. Александра вошла в маленькую комнатку, в которой у окна стояла люлька – очень красивая, винтажная. Нежно-белая корзинка на кованных ножках, маленькое произведение искусства, символ родительской любви.
Ян уже видел пятна крови на одеяльце, свисающем из люльки. Ничего больше он видеть не хотел, а остановить сестру не пытался. Прямо сейчас он рядом с ней не окажется, где бы она ни была. И Александра посылала ему это не для того, чтобы развлечься. Она хотела, чтобы он видел то же, что и она – на случай, если она не вернется. От этой мысли душа холодела от ужаса, однако Ян заставлял себя терпеть и ждать.