Брюс обняла великую княгиню и, тихо покачиваясь из стороны в сторону, стала баюкать ее.
-- А-а-а-а, все будет хорошо, все пройдет... - ее узкая, изящная ладонь путалась в темных, растрепанных волосах Като.
Баю, баюшки, баю,
Колотушек надаю!
Колотушек ровно пять,
Будешь ночью крепко спать!
Великая княгиня успокоилась. Она стала дышать ровнее, и на ее измятом, разом подурневшем лице застыла стоячая, как болото, тоска.
-- Ведь мне не много надо, Парас, - мягко сказала она. - Я только прошу оставить меня в покое. Для чего же? - Слезы снова навернулись ей на глаза, и Прасковья Александровна опять крепко сжала пылающую ладонь своей подруги. - Он выкинул это второй раз...
-- Второй раз? - Не поняла графиня. - Но каким образом?
Като грустно кивнула.
-- Смешно, правда?
Брюс отрицательно помотала головой.
-- Вчера ночью, я уже помолилась и легла. Все тихо, только часы: "тук-тук, тук-тук". Слава Богу, думаю, нет его. Вдруг голоса, развязные такие, за стенкой. Топот. Дверь пинком отворили, свет в глаза, и вся компания эта - голштинцы, Лизка. Обступили. Таращатся. Пьяные. Великий князь подошел, одеяло отдернул, стащил с кровати. Я в одной рубашке сквозной. Холодно. Из-под полу дует. Голова горит. Ноги ледяные. Все мутится, плывет... Он говорит: "Мадам, нам без вас скучно". Его друзья гогочут, а он с серьезным видом: "Я пришел с вами помириться. Будем добрыми приятелями. Берите своего любовника и идемте с нами веселиться!" Расступились: за ними Стась. Бледный. Молчит. Великий князь говорит: "Мы его встретили в парке и притащили сюда. Он ведь к вам шел, правда? Так чего прятаться?" Схватил меня за руку, толкнул к Понятовскому. А он... - голос Екатерины сорвался на самой высокой ноте и перешел в хрип, -- промолчал.
-- Подонок, - резко сказала Брюс.
-- Что он мог сделать? - Слабо возразила великая княгиня, но Прасковья Александровна заметила какой обидой зажглись ее красные, уже начавшие высыхать глаза.
-- Если ты его после этого не бросишь, можешь не рассчитывать даже на мое уважение. - в глазах графини засверкали колкие льдинки.
Като пожала плечами.
-- У меня никого нет, кроме него, - она смущенно разгладила ладонями платье на коленях. -- Он жалеет меня.
Ноздри Брюс гневно раздулись, но она не успела ничего сказать, потому что великая княгиня остановила ее жестом.
-- Мне 30 лет, Парас. Кому я нужна?
-- Мне тоже! - Черные дуги бровей графини взлетели вверх. - Ты, кажется, ставишь на себе крест? Я этого делать не собираюсь! - Она откинулась на спинку дивана.
-- Не сравнивай. - Екатерина вытерла ладонью распухший, бесформенный нос. - Где мой платок?
-- Да на, на, возьми. - Прасковья Александровна сунула ей в руку свой надушенный лоскуток шелка. - Что ты себя оплевываешь? Слава Богу, вниманием не обижена!
-- Кто, Парас? Кто не обижена? - С досадой воскликнула Екатерина. Великая княгиня, а не я. Кто меня знает, какова я, когда закрою дверь? Да и не надо это никому. Не я со Стасем, цесаревна с послом любятся... Вот где пусто-то!
-- Хочешь проверить? - Мрачное лицо Прасковьи Александровны вдруг просияло.
-- Что? - Устало спросила великая княгиня.
-- Ну, какова ты сама по себе? Чего стоишь без всего этого? - Брюс тряхнула перед лицом подруги английским кружевом своих рукавов.
-- Не хочу, - вяло выдохнула Като. - Ничего я не хочу. Все равно мое сердце там, где Стась. Хуже всего, что я вижу, как он подло поступил со мной, и не могу к нему не тянуться. Нет такого лекарства, после которого я руки его забуду. Привязчивость пустая. Как котенок, кто погладит, к кому и лащусь, хотя бы и сапогом пнул.
Брюс загадочно улыбнулась.
-- Не бойся. Разом отрежет, - графиня доверительно взяла подругу за руку и посмотрела в ее дрожащее лицо. - Есть вещи, знаешь ли... - горячо зашептала она. - Такая сладость, что чем дольше, тем больше хочется, свистящий шепот графини перешел во вздох. - Боязно перешагнуть, ух. Пустота и ветер вот тут, -- она провела ребром ладони посередине груди, -- зато потом все, что было раньше такой жалостью, такой мелочью покажется! - рот Прасковьи Александровны презрительно искривился. - Как в детстве с обрыва в речку прыгать: дикий страх, как бы головой в дно не ткнуться, а потом пузыри сквозь воду и солнце, и скорей, скорей выплыть, пока воздух не кончился! - Графиня перевела дыхание.
Громадные, потемневшие глаза Като смотрели на нее, по тонким искусанным губам пробегала дрожь.
-- А, -- махнула рукой Брюс, -- какие у тебя в детстве обрывы?
Великая княгиня не обиделась. Ее, казалось, занимала в этот момент какая-то другая мысль.
-- Но ты же ездишь верхом, -- продолжала графиня. - В болоте по пояс, с ружьем... Ты меня поймешь.
Като вдруг резко оттолкнулась от дивана и встала.
-- Все едино. Ну-ка, говори как на исповеди, чем ты меня лечить вздумала?
-- Хочешь посмотреть? - Лукаво улыбнулась Брюс, беря подругу за руку и потянув к окну на другой стороне комнаты. - Фу, как у тебя тут все зашторено! Белый день, а кажется, будто вечер.
Екатерина равнодушно пожала плечами.
-- Ну смелее, смелее, - подбодрила ее Брюс. -- За занавеской твоей зареванной рожи не видно.