Альтюссер со своей стороны ведет сложную игру. Хотя выход из партии для него немыслим, он недавно встречался с Удбином, который хочет посвятить ему специальный номер Promesse.
Его заинтересовало то, что он слышал об интервью с Деррида, которое должно вскоре выйти: «Я думаю, что он мне передаст его перед публикацией, если ты согласен. Ты же знаешь, мне хотелось бы понять, что ты пишешь, не довольствуясь какими-то просветами и фрагментами». Возможно, это интервью послужит ему дверью, через которую можно проникнуть в мышление его бывшего ученика. «Поражает то, что до сей поры никто из тех, кому ты не нравишься, не смогли выставить критику, которая была бы вровень с тем, что ты пишешь»[590].Номер Promesse
с большим интервью Деррида выходит 20 ноября, незадолго до нового Tel Quel, «чтобы можно было воспользоваться периодом эксклюзивных продаж»[591]. Как и задумывалось Удбином, интервью замечают: продажи и в самом деле больше обычных. Но происходит новый инцидент: не предупредив Деррида, который будет крайне уязвлен такой манерой вести дела, Жан-Луи Удбин отправляет номер Лакану, объясняя ему, что длинное примечание, в котором о нем идет речь, было добавлено постфактум: «Этим объясняется, почему в интервью, в том виде, как оно публикуется, с нашей стороны нет реакций на критические замечания Деррида, с которыми мы далеко не всегда согласны. Но мы не скрывали этого несогласия от Деррида… и не думали его цензурировать». В своем письме Удбин также заверяет Лакана, что его ответ, если он захочет его дать, будет опубликован в журнале[592].
Деррида возвращается из США 7 декабря. Две следующие недели он чувствует себя так, словно на него обрушилась лавина, «особенно из-за этой возбужденности нашего маленького парижского шапито»[593]
. Он разрывается на части между своей интеллектуальной честностью и желанием сохранить связи с дорогим другом и средой, которая по-прежнему для него важна. Ожидая скорого выхода «Диссеминации» в серии Tel Quel, Соллерс пишет воодушевленный текст, ее представляющий: «Диссеминация – это в одном росчерке безоглядной записи одновременно риск, рассеяние и строжайшее ограничение. Самая сложная, самая резкая и самая веселая мысль». Деррида со своей стороны включил в будущую книгу довольно много свидетельств единомыслия: мало того что четверть книги посвящена «Числам», так он еще хвалебно отзывается в ней о Юлии Кристевой, Марслене Плейне и Жане-Жозефе Гу; местами он цитирует Маркса, Ленина, Альтюссера и даже «Сочинения» Мао Цзэдуна. Однако этого окажется недостаточно.Глава 7
Разрывы. 1972–1973
В период новогодних поздравлений Деррида отправляет Анри Бошо, которого он давно не видел, о чем сильно жалеет, длинное письмо в меланхолическом тоне:
Жизнь, которую я веду и которую, увы, многие из нас должны вести, становится все более грустной и абсурдной, особенно из-за нашей бесплодной, рассеянной, абстрактной возбужденности, которая отнимает каждый день, отдавая его светской жизни, не только, разумеется, худший день, но и лучший. Мне все тяжелее переносить то, что мешает встречаться с друзьями, говорить с ними, проводить с ними время. И всех этих помех все больше, они постоянно накапливаются, неумолимо приближая меня к невыносимому, смертельному удушью… От «парижской сцены» задыхаешься – и совершенно без толку[594]
.Через несколько дней он отправляет Соллерсу растроганное, хотя и несколько растерянное, письмо по поводу рукописи «Законов», его нового романа: «Простите меня за это опоздание. Дело еще и в том, что я хотел перечитать. Конечно, надо будет сделать это снова, и не раз… Трудно, абсолютно невозможно писать о „Законах“. Слишком заковыристый текст. В каждый момент рискуешь… оказаться в неверной клетке на игровой доске (в тюрьме, колодце, лабиринте и т. д.). Но какая игра!»[595]
. От энтузиазма, проявленного им сразу после первого прочтения «Чисел», не осталось и следа.