Держава (том второй)

Реакцию собеседника он предполагал и в своих предположениях не ошибся.

Куропаткин, как куропатка крыльями, замахал руками, закудахтал смехом, с трудом произнеся:

— Ну и шутник вы, Сергей Юльевич.

— В этот раз я не шучу, уважаемый друг мой. Ибо я убеждён, что в двоевластии, после вашего приезда в действующую армию, будет крыться главный залог всех будущих военных неуспехов.

«Финансист тоже мне, — отчего–то обиделся Куропаткин, — залог, дебет, кре'дет… Дайте срок и я разобью япошек как шведов под Полтавой. Несмотря даже на троевластие…».

На следующий день, собрав корреспондентов, главнокомандующий русскими войсками в Маньчжурии, произнёс пламенную речь, заключив её словами: «Прошу быть только терпеливыми… И спокойно, с полным сознанием мощи России, ожидать дальнейших событий… Терпение, терпение и терпение, господа!»

Провожали его с большой помпой. Перрон кишел народом: генералами, сановниками, депутациями от различных обществ и репортёрами.

Расчувствовавшись от таких проводов, главнокомандующий пообещал: «В скором времени, господа, я обрадую добрыми вестями царя и матушку Русь».

— Государь ошибся с выбором, — сидели в привокзальном ресторане Драгомиров с Рубановым.

На перрон они не пошли. И из ресторана можно проводить… Даже ещё душевней.

— Куропаткина назначили — хорошо. А где же Скобелев? — выпив водочки и закусив, с чувством воскликнул Драгомиров.

Сидевшие за соседними столиками офицеры мысленно поддержали его.

— Я с вами полностью согласен, Михаил Иванович, как младший по возрасту, не дожидаясь официанта, сам разлил по рюмкам водку Рубанов. — Куропаткин не бездарный генерал, но очень нерешителен. Генерал Скобелев, о котором вы сейчас упомянули, во время русско–турецкой войны дал Куропаткину, занимавшему у «белого генерала» должность начштаба, очень практичный совет: «Помни, что ты хорош на вторые роли. Упаси тебя Бог когда–нибудь взять на себя роль главного начальника. Тебе не хватает решительности и твёрдости воли». Кто–то из штабных этот монолог услышал и он стал известен в армии… Как и ваша, Михаил Иванович, сегодняшняя эскапада о Скобелеве, — кивнул головой на скромно жующих за соседними столиками офицеров.

— С таким апломбом следует возвращаться с войны, а не ехать на неё, — ещё раз громко произнёс вторую свою сентенцию Драгомиров. — Куропаткин известный теоретик и знаток правил ведения войны: «Как известно, все науки имеют правила, — сказал известный полководец, принц Мориц Саксонский, — лишь одна война не имеет правил…» — И я с ним полностью солидарен. Мало быть теоретиком. Важно правильно распоряжаться теорией…

— Смелы вы, Михаил Иванович. И не только с противником… И в столице высказываться не боитесь… — доброжелательно глянул на генерала Рубанов. — Как увидел в журнале «Огонёк» картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», сразу вас узнал. Стоите в центре с папахой на голове, с трубкой в зубах и с язвительной улыбкой на губах. Так и кажется, что каверзно–солёное словцо собрались сказать…

В начале марта адъютант лейб–гвардии Павловского полка барон Эльснер через вестового вызвал Акима Рубанова и Зерендорфа в канцелярию полка, где торжественно зачитал приказ об откомандировании оных подпоручиков в Дальневосточную армию.

— Ваши рапорта, господа, его превосходительством генералом Щербачёвым подписаны. Так что сегодня офицеры полка дают вам парадный обед, — пожал руки подпоручикам. — Просьба не опаздывать, — хохотнул своей шутке Эльснер. — Но имейте в виду, господа, вышел указ, что гвардейцы, переведённые в Маньчжурскую армию, в свои полки приняты не будут… Дичь, конечно.

Когда в назначенное время подпоручики вошли в столовую офицерского собрания, с хоров торжественно грянул полковой марш, а все присутствующие офицеры во главе с генералом встали из–за стола и вытянулись во фрунт.

Растерявшись от такой встречи, Рубанов с Зерендорфом тоже встали по стойке смирно.

Как отыграл марш все сели, а к подпоручикам подошёл старший полковник и со словами:

— Завидую вам, господа, — пожал руки и указал на почётные места в центре стола.

Согласно традиции стол ломился от блюд и закусок.

Служители разложили перед отъезжающими серебряные приборы с выгравированными вензелями.

Другим офицерам специально смешали — кому что достанется. Подали приборы даже бывших офицеров, чтоб помнили о них.

— Уважили, — зашептал Зерендорф Рубанову. — Серебряные приборы подают только в особо торжественных случаях: в дни полкового праздника, тезоименитства государя или когда на обеде присутствуют шефы полка.

— Так сегодня и есть большой праздник, — зашептал приятелю Аким. — Ряснянский на некоторое время избавится от нас.

— Господа! — поднялся генерал. — Согласно русской традиции, прежде чем приступить к трапезе, посетим полковую церковь. Не на пикник наши офицеры едут, а на войну…

После короткого молебна, все вернулись в столовую.

— А теперь, господа, предлагаю тост за однополчан, — поднял бокал с шампанским генерал.

Оркестр грянул туш.

Через некоторое время поднялся Ряснянский.

— Господа офицеры, — негромко произнёс он.

Все поднялись со своих мест.