Читаем Державин полностью

Чертежи, и рисунки Державина обратили внимание директора и дали ему повод блеснуть способностями учеников и общей постановкой дела в казанской гимназии перед куратором университета, крупным вельможей И. И. Шуваловым. Веревкин приказал ученикам скопировать карты Казанской губернии, украсив их ландшафтами и различными фигурами, начертить геометрические тела и захватил все это с собою при поездке в столицу зимой 1759/60 года. Шувалов с большим одобрением отнесся к этим работам, исполнители же получили поощрение — их записали солдатами в гвардейские полки, соответственно с желанием каждого. Державина зачислили кондуктором инженерного корпуса. Не остался без награды и Веревкин. Он получил назначение товарищем казанского губернатора, сохранив пост директора гимназии.

Ученики поспешили надеть форму гвардейских полков, к которым они были причислены, а Державину сшили мундир инженерного корпуса. С тех пор при торжествах различного рода, часто устраивавшихся Веревкиным в гимназии, Державин исполнял обязанности артиллериста и участвовал в подготовке фейерверков. Стрельба холостыми зарядами в то время составляла непременную часть каждого торжества.

Расходов по гимназии было много, деньги из Москвы нередко задерживались, и потому Веревкин иногда прибегал к мобилизации средств домашними способами сомнительного свойства. По своей новой должности товарища казанского губернатора Веревкин, например, собрал изрядную дань с жителей города Чебоксары. Вот как было дело.

Взяв с собой Державина и несколько старших учеников, Веревкин явился в Чебоксары, чтобы снять план города. Вряд ли он серьезно отнесся к действительной цели поездки — геодезических приборов его экспедиция не имела, а незнание геометрии не позволило никому из членов, в том числе и самому «инженеру» Державину, решать на местности простейшие задачи. Да и не в этом было главное.

По сенатскому указу улицы в городах должны были иметь ширину восемь сажен. Мера эта не соблюдалась, обыватели строились, как хотели, и отдельные дома выступали из общего ранжира. Этим и надумал воспользоваться Веревкин.

Он распорядился соорудить из бревен, скрепив их железными связями и цепями, огромные рамы уставной ширины — восемь сажен. Для перетаскивания этих рам по улицам нужна была рабочая сила — мальчики-гимназисты не могли поднять такого «прибора» с земли. Веревкин приказал останавливать идущие по Волге суда и сгонять бурлаков в его распоряжение. Эта мера сразу взволновала купечество. Затем бурлаки, предводительствуемые товарищем губернатора и его помощниками, понесли рамы по улицам Чебоксар. Когда рама упиралась в какой-либо дом, шествие останавливалось. В журнал заносились подробные сведения о доме и его хозяевах, а на воротах появлялась надпись мелом «ломать», после чего движение возобновлялось. Так оказались обреченными на слом каменные дома и заводы чебоксарских купцов. Разумеется, хозяева старались задобрить грозного начальника — и всегда успешно. Взятки Веревкину несли и судовладельцы, чьих бурлаков он забирал для переноски рам по городу.

Но этого показалось мало, и Веревкин отдельно занялся кожевенными заводчиками. Вода с кожевенных заводов стекала в Волгу, загрязняя реку. «Отцов города» это обстоятельство отнюдь не смущало, но приезжий администратор увидел тут источник наживы. При большом стечении народа в присутствии чебоксарских чиновников Веревкин взял несколько проб воды и грунта со дна Волги в районе города и выше его, где заводов не было. Через три дня запечатанную посуду при свидетелях вскрыли и без особенных аппаратов, а просто понюхав, убедились в том, что отходы кожевенных предприятий портят воду. Веревкин добился от воеводской канцелярии распоряжения приостановить работу впредь до сенатского указа. Хозяевам грозили крупные убытки. Делать нечего — приходилось поклониться начальству. Веревкин смилостивился, взял деньги — и в Чебоксарах все осталось по-прежнему.

В то время как Веревкин вел свои переговоры с купцами, Державин чертил огромный план города Чебоксары. Масштаб выбрали настолько мелкий, что чертеж нельзя было развернуть в комнате. Державин работал на обширном чердаке купеческого дома. Когда Веревкин успешно окончил свои финансовые операции в Чебоксарах, в продолжении этой работы нужды не оказалось. Он приказал Державину свернуть неоконченный план «и уклав его под гнетом на телегу, отвезти в Казань».

Вторая летняя экспедиция, проведенная в следующем, 1761 году, носила иной характер, и участие в ней делает честь Державину. И. И. Шувалов поручил Веревкину произвести описание развалин древнего города Болгары, находившегося в 120 верстах от Казани, между Камой и Волгой, и собрать археологические редкости — монеты, посуду и прочее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное