Читаем Державин полностью

Дела поручались Державину и по указанию царя и по обоюдному согласию споривших сторон; их прошло через его руки более сотни. Среди них попадались сложные, запутанные процессы, в которых спор шел о миллионных состояниях. Кроме того, Державину было доверено восемь опек и попечительств — графа Чернышева, князя Гагарина, князя Голицына, бывшего фаворита Екатерины II Зорича и других. С подлинным бескорыстием выполнял свои опекунские обязанности Державин, и в каждом случае ему удавалось оказывать значительную помощь опекаемым наследникам. Все эти дела, добровольно принимаемые на себя Державиным, настолько разрослись, что с 1800 года он должен был пристроить к своему дому несколько помещений, в которых рассадил писарей и вел прием по делам опеки и совестного суда.

Позднее, в 1801 году, Державин на основании приобретенного опыта составил проект устава третейского совестного суда, в котором видел средство сократить «ябеды» и добиться скорого решения гражданских дел. Заслуживают внимания статьи устава, в которых говорится о гласности суда — в зал заседания предполагалось допускать посторонних лиц, то есть зрителей и слушателей, приговоры суда должны были печататься в ведомостях, можно было публиковать замечания на решения суда и т. д. Документ был представлен Александру I, но не получил утверждения «чрез пронырства завистников» автора, как говорит Державин, придававший проекту большое значение. В стихотворении «Лебедь», посвященном итогам своей деятельности, Державин в числе других заслуг упоминает и о составлении правил третейского совестного суда:

И проповедуя мир миру,
Себя всех счастьем веселил

Понадобилось немного месяцев, чтобы Державин вполне разобрался в обстановке нового царствования и заявил о своем разочаровании. Никаких законов в России по-прежнему не соблюдалось, павловские вельможи оказались более хищными грабителями, чем екатерининские, государственные дела были в забросе.

Державин не мог молчать об этом. В 1798 году он выступил с прямым поучением царю. В стихах «На рождение великого князя Михаила Павловича» он заявил о том, что «мира царь — есть раб господень», что

Священна доблесть — право к власти;Лишь правда — над вселенной царь.

И напрасно Павел думает жестокостями утвердить свой трон, напрасно он рассыпает угрозы и наказания;

Престола хищнику, тирануПрилично устрашать рабов;Но богом на престол воззванну
Любить их должно, как сынов.

Державин не сомневался в том, что Павел был хищником и тираном на престоле, в нем крепла уверенность, что власть полубезумца-императора долго продлиться не может. Однако он выполнял свои обязанности, стараясь, по мере сил, исправлять зло, исходившее с высоты престола.

В 1799 году Державин был командирован в Шклов Могилевской губернии для рассмотрения жалоб на владельца имения С. Г. Зорича. Щедро одаренный Екатериной II, Зорич жил богатым князьком в своих обширных поместьях и заставлял завидовать себе менее удачливых приобретателей. Давая ход жалобам на Зорича, царский наперсник Кутайсов намеревался прижать его настолько, чтобы он продал имение. На это Кутайсов намекал Державину. Приехав на место и разобравшись в обстановке, Державин установил, что Зорич, в свою очередь, мог выдвигать встречные обвинения против жалобщиков и не заслуживал предания суду. В таком духе он составил свой доклад, чем Кутайсов был весьма недоволен.

В эту поездку Державин одновременно провел следствие в связи с оказанным крестьянами одной из деревень сопротивлением полиции. Он выяснил причину недовольства. Белорусское население Могилевской губернии было просто не осведомлено о земельных законах и защищало свои старые права. Державин взял сторону крестьян и, возвратившись в Петербург, заявил в сенате о том, что необходимо упорядочить земельное законодательство и оповестить о нем народ. Однако доклад его был оставлен без внимания. Рассказывая об этих годах своей службы в «Записках», Державин замечает: «С сожалением или стыдом признаться должен, что никто ни о чем касательно общего блага Отечества, кроме своих собственных польз и роскоши, не пекся; то и было правление, так сказать, в летаргии или в параличе… Одумаются ли правительствующие головы и приложат ли всевозможное истинное попечение о должном во всех частях правления порядке и непоколебимости отечества…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное