Державин

Глубокая тишина сделалась в комнате между множества людей. Молчание нарушила княгиня Елена Никитишна:

– Он прав перед тобою, князь! А Бутурлин обносит его, так как сам не способен к работе…

Вяземский заволновался. Завидя из окна, как Державин идёт через двор, он скрипуче проговорил:

– Конечно, он пеш. Подайте ему чью-нибудь карету…

Несколько прихлебателей кинулись выполнять его приказание. Но Державин, поблагодарив, карету не принял и пошёл в Мурзинку, лежащую от Александровского в двух вёрстах, где дожидалась его жёнушка.

Приехавший поздно вечером в Мурзинку Васильев рассказал, что князь раскаивается в своём поступке, но только не хочет сему придать публичной огласки. Он просит Державина сделать вид, якобы он пришёл с ним объясниться в своей горячности, и всё пойдёт по-прежнему. Посоветовавшись с Катериной Яковлевной, поэт на другой день так и поступил. После обеда, когда у генерал-прокурора было ещё много гостей, Державин подошёл к нему и попросил аудиенции с ним наедине в кабинете.

– Пожалуй, мой друг, изволь! – улыбнулся Вяземский.

В кабинете они перекинулись совсем не значащим, и благосклонное обхождение начальника со своим подчинённым возобновилось, хоть и ненадолго.

Возвращаясь в Мурзинку вместе с Катериной Яковлевной, Державин говорил с ней в карете о несправедливостях житейских.

– Сколько раз я твердила тебе, Ганюшка: горяч ты очень. А ведь с сильным не борись, с богатым не судись.

– Ах! – отвечал тот. – Я сглуповал, что тебя не послушался! Но посмотри: мне предстоит ещё кончить распрю с Бутурлиным. Он человек благородный и за мой презрительный с ним поступок вызовет меня на дуэль. Как ты думаешь, может, отказаться какой-нибудь пристойной уловкой? Но тогда навлечёшь на себя некоторые от прощелыг насмешки! Скажут, что храбр на пере, да трус на шпаге!

Она задумалась, слёзы навернулись на её прекрасные глаза, а там и хлынули ручьём, и она приникла к нему.

– Дерись! А ежели он тебя убьёт, то я знаю, как ему отомщу!..

7

Равномерно ходит взад и вперёд медный маятник больших кабинетных часов. Державин в халате наопашку сидит за столом, хотя било уже три пополуночи. В руке замерло перо, а взгляд устремлён куда-то вдаль, мимо обитых ситцем стен, мимо лепного потолка, мимо полок с книгами.

Медленно ходит маятник, словно меч, отсекая каждым взмахом чьи-то жизни, приближая последний час каждого живущего. Ибо нет бывших мертвецов, но будущие – все. Безмятежно спит наверху в спаленке драгоценная, любимая Катюня. Но и ей неминуемо должен прийти черёд. И когда? Бог весть!

Медным гулким звоном куранты отметили перечасье, и вновь мёртвая тишина в доме. Крупные косые строки ложатся на чистый лист:

Глагол времён! металла звон!Твой страшный глас меня смущает;

Зовёт меня, зовёт твой стон,Зовёт – и к гробу приближает…

Никто на свете сем не минует роковой чаши. Перед смертью равны все и все одинаки – и смерд, и царь, и нищий, и фогач. Самая природа подчиняется бегу времени, а значит, и смерти.

Ничто от роковых когтей,Никая тварь не убегает:Монарх и узник – снедь червей;Гробницы злость стихий снедает…Скользим мы бездны на краю,В которую стремглав свалимся;

Приемлем с жизнью смерть свою;На то, чтоб умереть, родимся;Без жалости всё Смерть разит:И звёзды ею сокрушатся,И солнцы ею потушатся,И всем мирам она грозит.

Поутру Степан Васильевич Перфильев приехал к Державину, чтобы сказать; «Мещёрский приказал долго жить». И вот поэт в роскошном особняке, в знакомой зале, где вместо пиршественных столов покоится в богатом, повапленном ковчеге то, что было ещё недавно князем Мещёрским. Богач, весельчак, знаток изысканных кушаний и тонких вин, любитель всех утех жизни, он, верно, почитал себя бессмертным. Как и большинство людей!

Не мнит лишь смертный умиратьИ быть себя он вечным чает,Приходит Смерть к нему, как тать,

И жизнь внезапу похищает…Утехи, радость и любовьГде купно с здравием блистали,У всех там пененеет кровьИ дух мятётся от печали.Где стол был яств, там гроб стоит,Где пиршеств раздавались лики,Надгробные там воют клики,И бледна Смерть на всех глядит…

Что земные радости, коли ты обречён? Всё, всё проходит! Будешь вспоминать, как о воде протёкшей, свою жизнь. Слава, богатство, любовь – всё губит смерть, всё никнет перед вечностию!