Читаем Державин полностью

Огромный ворох разноцветных кувертов с сергучными печатями лег на губернаторский стол. Писали сенаторы, секретари императрицы и светлейшего князя Потемкина, придворные, купцы, издатели, чиновники-просители и просто искатели поживы, авантюристы, каких было множество в бурный екатерининский век. Звезда Державина на государственном небосклоне взошла уже достаточно высоко. В нем совместились правитель, умный и образованный гражданин и радушный хозяин. Он выписывал из Москвы с одинаковой заботливостию и канцелярских служителей для губернского правления, и балетмейстеров, и машинистов, и архитектора для постройки театра, тюремного замка и кирпичного завода.

, Державин быстро просматривал конверты.

— Ба! — не удержался он. — От Капниста ответец? От дорогого полтавского помещика. Кликни-ка, Кондратий, Катерину Яковлевну…

Он в волнении поднялся. Ах! распался их незабвенный кружок. Львов сидит в столице и творит там чудеса. Взялся найти каменный уголь и нашел — где! — у себя под боком, в Валдае. «А сколько сего угля нашел, — писал он, — скажу только, что если ваш Тамбовский архитектор возьмется сделать над светом каменный свод, то я берусь протопить вселенную». Да и зачем Львову какой-то тамбовский архитектор, когда сам он первый зодчий России, заполонивший ее своими проектами — образцовых почтовых дворов для провинции, дворянских усадеб и сельских церквей, собора Борисоглебского монастыря в Торжке, почтового стана в Питере. Но, любимец всесильного Безбородки, и он мечтает сбросить оковы «дворской жизни», искать душевного освежения и бодрости в сельских трудах и утехах…

Бедняга Хемницер уже не мечтает ни о чем. Отправился с посольством в Оттоманскую Порту, тяжко захворал в Смирне и опочил там в 784-м году…

А Капнист, неугомонный Капнист удалился от столичной суеты в свое украинское имение Обуховку с милейшей Сашулей. Растит детишек — старшего назвал Гаврилой! — пишет стихи, воспевает природу, изучает науки, а крестьян своих приятельски именует соседями…

Едва завидя пригоженькое личико жены, Державин чуть не бегом поспешил ей навстречу:

— Ангел мой! Письмо от Васеньки с Сашулей!

Губернаторша и в Тамбове не сидела сложа руки: вязала, плела искусно корзинки, вышивала, рисовала, собирала девиц, занимаясь с ними разучиваниями ролей для театра, шитьем костюмов и расписыванием декораций.

— Наконец-то! Дорогие Копиньки! — с нежною улыбкой откликнулась она. — Получили ли корзиночку моей работы?

— А как тебе удались, Катюха, силуэты на медальонах! — воскликнул Державин. — Капнист вылитый, да и тамбовский губернатор получился неплохо.

Катерина Яковлевна милостиво подставила щеку для поцелуя и села в низкие кресла.

Медленно, дабы продлить удовольствие, Державин принялся читать написанные знакомою рукою строки:

— «Милостивая государыня моя, Катерына Яковлевна. Любезный друг Гаврила Романович. Как бы обрадовали меня последним письмом вашим, уведомляющим, что вы избавились начальства Тутолминского и переведены в Тамбов. Вы не можете себе представить, как я тронут был етим приятнейшим известием. Вы приближились ко мне. Я от вас теперь буду только с лышком 500 верст. Следовательно, я не отчаеваюсь вас посетить… Благодарю вас, милостивая государыня Катерына Яковлевна, за жену и за себя, за прекрасный подарок корзинки и силуетов. Неоцененный подарок, а найпаче когда воображу, что все то работали прекрасные ваши ручки, которыя тысячу раз мысленно целую. Ах! ежели б удалось хоть сотую часть сей суммы в самом деле их поцеловать; а то в мыслях так целую, как голодный во сне ест. Только зубами воздух кусает. Так то и я. Но надеюсь, что бог позволит мне удовольствие вас, любезнейших мне людей, видеть, а следовательно и ручки ваши поцеловать; си-речь, ваши, сударыня, а не ваши, господин кривой мизинец…»

Державин в сем месте не удержался, заколыхавшись от смеха и подняв растопыренную пятерню.

«Ганюшка мой кланяется вам, а Катенька нет, за тем, что вся слилась и склеилась оспою. Итак и за нее вам кланяюсь, и за жену, которая так засуетилась около дочери своей, что не отстает ни на минуту и не может и к вам теперь писать. Но уверяет чрез меня, что несказанно вас любит и почитает и желает, чтоб вы ее столько ж любили. Прощайте. Я пишу затем так коротко сие письмо, что не надеюсь, что оно застало вас в Питере и будет следовательно вояжировать по всей России и приидет к вам в Тамбов как горчица после ужина. Прощайте. Желаю вам всевозможных благ. Еще целую ручки ваши, Катерына Яковлевна, а ваше губернаторство дружески обнимаю…»

— Как живого вижу Василья Васильевича! — Катерина Яковлевна встала с кресел, положила голову на плечо мужа.

— Катюха, давай ему послание сочиним. Пособляй!

— Кто же лучше тебя, Ганюшка, в сем свете сочинить сумеет!

Она с кроткою улыбкой следила за быстрой рукой мужа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное