Держи меня крепче

— Бегают-бегают. И лицо красное, — мои руки тут же принялись тщательно тереть щёки, что делало его ещё краснее. — Ты либо прячешься от кого-то, либо пьёшь в однёху.

— Не прячусь я, — вымолвила, и тут до меня дошло, что брат добился своего, прекрасно зная мою реакцию, что отрицать я буду то, что ложь, таким образом, правда и выскочит наружу. — Не пью, то есть.

— Эх, сопьёшься же ты у меня, — сделал верный вывод Егор, угорая. — Как я буду тебя людям представлять? Знакомьтесь, это моя сестра-алкоголичка, и тут выходишь ты вся такая беззубая, а тот остаток зубов, что есть, гнилой, плюс смердящий запах изо рта и протянутая рука с жалобной просьбой «Подайте на старость и на алкоголь!»

Я мгновенно вообразила себе эту тщедушную картину и сморщилась, ассоциировав на периферии сознания ложный выдох старушенции гнилостью прямо мне в лицо.

— Не сопьюсь.

— А зачем тогда отнекивалась? Стыдно? И правильно — пить — стыдно! — с улыбкой назидательно пригрозив мне указательным пальцем, изрёк братец, но сразу сменил тему, прекратив меня третировать. — Да что ты стесняешься, бокал вина ещё никому н вредил. Греки каждый день пьют, цветут и пахнут. Ты же не пьяна, нет? На ногах держишься? Супер, пошли.

Он поднял меня за шкирку и поставил на ноги, а потом потянул за собою в район закулисья, откуда до этого феерично появился.

11

Коридоры закулисья меж тем вовсю кишели жизнью. Здесь группками собрались парни и девушки, бурно обсуждая битву и то, как они выступили, что получилось хорошо, а что не получилось, на какие элементы стоит обратить внимание, одновременно показывая движения. Некоторые стояли красные и злые после проигрыша, кто-то тихо, мирно стоял в сторонке, сосредотачиваясь мысленно или просто с долей пофигизма в характере. Кто-то из этой толпы хлопал Егора по плечу, выражая чувства фразами: «респектоз», «молодчага, братан», «отличный локинг», а кто-то при его приближении отворачивался, скрывая недовольную гримасу.

Коридоры вели к залу своим особым, длинным, но более удобным путём, до сцены было добраться намного легче и быстрее, чем, если пересекать весь зал по тому пути, которым я добралась до ди-джейской. Оставалось лишь поинтересоваться у Егора, зачем он тащит меня к сцене. Хочет приобщить к культуре би-боинга, чтобы я всё увидела своими глазами? Вряд ли. Он прекрасно осведомлён о моих пристрастиях, к которым сия сфера никоим образом не относится. Хотя он говорил что-то о помощи.

Мы пробрались к сцене, посторонив сидящих вокруг неё ребят, недавних участников битвы, среди которых я вновь приметила рыжую макушку и наивно дёрнулась к ней, но брат меня не отпускал, протаранив пару стоящих перед ним парней, вышел к противоположному от стоящих на другом конце ребят из FJB краю сцены. Нас стало четверо. Другими двоими оказались Лёха и Леон, друзья Егора, с которыми я очень хорошо знакома. И если Леона, в паспорте Леонида, я была искренне рада видеть, то на счёт Алексея такого не наблюдалось. Скорее, чувства к нему были строго противоположны настолько, что первым позывом было развернуться и уйти. Но я осталась. Брат выпустил меня из рук, и я оказалась в свободном парении, с радостью ребёнка осознавая, что на мне кроссовки, а не те экстремальные туфли, с которых я бы точно навернулась.

В голове от резкой остановки появилась куча мыслей, при этом она стала лёгкой-прелёгкой, норовящей улететь к небесам, как воздушный шарик, наполненный аргоном. Знакомое ощущение. Его я уже испытывала однажды. Всё на том же злосчастном выпускном, который запомнился мне, как самый идиотский день на планете. Во-первых, из-за платья, которое больше открывало, чем скрывало, а во-вторых из-за того, что меня, пока не видел Егор, споили два его лучших друга, те же Лёша и Леон, неразлучная и по сей день парочка. Обычно они проказничали втроём, но иногда сговаривались и творили «безобидные», как им казалось, шалости против третьего.

В те дни они пребывали в состоянии депрессии по поводу того, что на днях пришло письмо из Оксфорда с новостью о том, что Егора принимают в один из старейших университетов, и решили его подбодрить, хотя подбодрить они решили скорее себя, чем его, развеселив видом наклюкавшейся сестрёнки, известной своим благоразумием. Вооружившись своим дебильным планом, они, заговаривая мне зубы, опаивали любимым мною апельсиновым соком, с разбавленным в нём алкоголем, причём с каждой порцией сока алкоголя было всё больше и больше, а я так и не заметила, что сок был разбавлен.