Держи меня крепче (СИ)

— Успокойся, я не дура же. Мне просто надо услышать что-то успокаивающее, окей, — потрепала она меня по щеке, прочитав мысли.

Её губ коснулась лёгкая, едва заметная улыбка, но так же стремительно, как появилась, она затерялась в маске, словно высеченной из мрамора, на который упала тень, что, впрочем, не мешало проступать бледности благородного камня.

Мне хотелось, чтобы сейчас рядом оказался Витька, услышав аккорды его гитары, во мне проснулась бы та певица, что в тот вечер выступала рядом с ним на сцене. Но его не было, музыки не было, были лишь проносящиеся мимо нас в свистящем потоке на сверхзвуковой скорости машины.

С постепенно крепнущим голосом и верой в лучшее я тихо запела, но немного сорвалась на шёпот на четвёртой строчке.

Подруга внимательно слушала, её глаза увлажнились, зрачки расширились. Мои глаза проследили за её взглядом и уткнулись в черноту ночной реки, манящей своим редким жемчужным блеском и плеском качающихся на слабых волнах чаек. С беспросветной мыслью «лишь бы не сиганула!» я продолжала. Текст песни, тем не менее противоречил моим мыслям, и я пела о том, что дождь просит прыгать вниз.

По щекам Леси Ниагарским водопадом текли жгучие слёзы, но подруга ни разу не покачнулась в сторону глубины, что меня успокоило и давало возможность петь дальше без содрогания.

В том, изначальном варианте, который я исполняла в составе СТЭМа, песня на этом куплете обрывалась, срывая дикие аплодисменты студентов, но я знала продолжение, позитивное, которое как раз сейчас и нужно было моей Леське, о том, что нужно продолжать жить, потому что «твоя жизнь достойна всего»[7].

Я замолкла, из глаз Леси слёзы больше не катились, она смахнула остаток влаги на лице и искренне прошептала: «Спасибо». Я лишь похлопала её по спине в знак принятия благодарности.

На душе было мерзко и противно, потому что, в общем-то, я ей помочь избавиться от боли не могла, даже не представляла, чем конкретно она вызвана, и почему она утверждает, что теперь беспризорница. Но ответы лежали на поверхности тяжёлым массивным булыжником придавливая сердечную жилку Леси. Ей надо было лишь отодвинуть его немного в сторону и рассказать мне, в чём причина, а я постаралась бы ей помочь. Но подруга упорно молчала, прикрыв глаза, от чего создавалось впечатление, что она решила подремать сидя.

Я кусала локти от своей безысходности, между тем Леся прервала молчание и посветила меня в свои злоключения.

Началось всё с того, что её начал пытать папа своими бесконечными звонками и требованиями вернуться домой. Домой ей ехать не хотелось в виду различных причин. Лена причислила к этим причинам нелепую любовь к дяде. Сама Леся к дяде никакой любви на деле не питала, ей тогда показалось смешным разыграть подругу, что они и сделала. Потешное выражение лица Ленки стало ей наградой.

Пришлось ехать к отцу, дорогу до дома она растягивала, как могла, но оказалось, что зря, потому что там ждал один незабываемый сюрприз.

Начиная с самого звонка в дверь, сопровождаемого словами грозного вида папы: «Явилась, не запылилась», — и продолжения в виде схваченной и протащенной нахмурившим брови им же в зал за шкирку дочери, её не покидало ощущение чего-то нехорошего. Впрочем, оно не заставило себя ждать, «осчастливив» приехавшим из своего путешествия по горам, по долам любимого парня Лёнечки, с которым они вроде как расстались.

— Олеся, дорогая, я так рад тебя видеть! — кинулся к ней очкастый студент, искусанный комарами, казалось, в каждую частичку лица.

«Неженка» с пренебрежением мелькнуло в голове девушки. В её понимании кожу настоящего мужчины комару не прокусить.

Студенту добраться до своей дражайшей половинки было не суждено, потому что подлая подножка от Николая Велимировича — дело обычное, но непредсказуемое для начитанного ботаника, в его книгах о науке «как бы нагадить, да чтобы наверняка» и слова нет.

— Так-так… — покачал головой глава семейства Радуга, переводя взгляд с ошарашенной дочери на не менее ошарашенного парня, который уже целый день чувствует себя как на допросе, благо умению вести оные дядя Коля научился благодаря многочисленным криминальным сериалам и считал себя асом в этом деле. — Значит, молодой человек, вы по-прежнему утверждаете, что состоит в отношениях с моей дочерью?

— Д-да, — проблеял, зажатый в угол между полом и диваном, Лёня.

— А что на подобное заявление ответит моя дочь? — прогрохотал его голос, обращённый теперь к Лесе.

Леся не знала, что ответить. Упорно молчала, часто порхая ресницами, а глазки-буравчики сверлили в ней две симметричные дырки, зато грустные глаза из района пола заставляли сердце обливаться кровью, потому что оба этих человека были ей каждый по-своему дорог, чтобы эгоистично выбирать то, что лучше для неё самой.

24

Всех этих нюансов, а именно «обливающегося кровью сердца», «эгоистичности» моя подруга не осознавала. И в рассказе своём была лаконична как сапог: