Держись от него подальше

– Я тут задержусь, ты иди, – шепчу, глядя на «А я говорила», хохочущих над чем-то у стенда с героями нашего универа. Все мое внимание теперь направлено туда, и я почти полна храбрости подойти-таки к бывшим друзьям. Сегодня слишком хорошее утро, мне не может не повезти.

– До вечера. – Он кивает.

– Разве у нас не четыре пары?

– У меня консультация по диплому, так что я смогу только в районе шести, – спокойно отвечает он, смотрит куда-то над моей головой, а потом все-таки опускает глаза и ловит мой взгляд. – Можешь подождать в кафетерии и позаниматься.

– Хорошо, я… придумаю что-нибудь. Если решу вернуться домой, дам знать. – Вообще никакого желания тащиться одной. Уж лучше и правда подожду в кафетерии.

Костров кивает в ответ и уходит. Мы не обменялись номерами, но точно встретимся на парах и, скорее всего, даже будем сидеть вместе.

Делаю два шага. Меня замечает Женька и приветливо улыбается.

– И все-таки что у тебя с ним? – Ледяной голос Егора не сулит ничего хорошего.

Он стоит за моей спиной: я чувствую это буквально кожей. Его запах и тепло хорошо мне знакомы, и я представляю, что могла почувствовать, если бы он сейчас привычно обхватил плечи и прижал к груди. У него крепкие руки. Сильные пальцы и требовательные губы. Я могу предугадать любое его действие, и меня пугает, насколько хорошо я его изучила. Расставание кажется чем-то неестественным, будто я бросаю в мусор работу, над которой трудилась долго, не жалея сил.

– Ася, ты не боишься, что от твоего «друга» мокрого места не останется? – Он про Женьку или про Кострова? – Может, хватит играть чувствами бедного додика? Кончай уже. – Он улыбается очень довольно. – Кончай. – А это шепчет прямо на ухо, и я вспыхиваю против воли: хмурюсь, почувствовав себя раздетой и обманутой.

Колчин уверенно манипулирует мной, как всегда. Я хотела быть сильной и классной, а с ним всегда оставалась лишь маленькой и ведомой.

– Иди к черту, Колчин. Пожалуйста.

И откуда столько смелости? Я улыбаюсь сама себе, разворачиваюсь на каблуках и уверенно иду к лестнице. Не успеваю пройти и пары метров, как ловлю на себе взгляд Кострова. Тот все это время был рядом и наблюдал. Вот источник моей смелости. Вот бы можно было его уменьшить и положить в карман, чтобы всегда таскать с собой!

* * *

Костров сам садится рядом на четвертой паре. Раскладывает вещи, достает ноутбук и разворачивает так, что я могу видеть монитор. Он единственный, кому можно печатать: преподаватель излишне категоричен в вопросе традиций. Только Тимур Валентинович – избранный, мы даже вопросов не задаем. Чтобы мы усвоили информацию, она должна быть вписана в голову скрипом шариковой ручки в тетради. Костров же все ловит на лету.

– Спасибо, – шепчу ему.

Преподаватель начинает нудную лекцию, я тут же принимаюсь списывать у Кострова и очень быстро теряюсь в словах. Можно не думать, когда просто копируешь чужие буквы, – я повторяю сокращения, запятые, точки, даже опечатки в словах не замечаю.

«…литературного перев… Он тебе угрожал?.. следование…»

Я застываю и смотрю на строчку в тетради. Сердце начинает слишком тяжело колотиться, еле качает кровь по венам.

– Не отвлекайся, – велит Костров.

Я только машинально киваю. «Не знаю», – пишу в своей тетради и вижу, как взгляд Кострова быстро пробегает по буквам.

Самое честное, что я могу ответить, – «не знаю». Возможно. Иногда мне так кажется. Я не помню, чтобы Колчин на самом деле делал кому-то больно, но до конца в этом не уверена. Иногда во время разговоров парни так многозначительно замолкали, а девчонки начинали хихикать, – теперь это кажется странным.

Я продолжаю переписывать лекцию, когда снова спотыкаюсь.

«Встретимся в четыре в кафе».

«Так рано?» – Я хмурюсь, а затем улыбаюсь против воли. Костров кажется милым, и это какой-то разрыв шаблона. Он ведь должен быть занудой с большой буквы.

Больше мы не разговариваем, остаток пары посвящен практике. Я сдаю абсолютно нулевую работу, потому что последний семестр, кажется, витала в облаках. Нужно срочно нагонять, иначе это ничем хорошим не кончится. Когда-то я была одной из лучших студенток, теперь все вокруг говорят на другом языке. Такого английского я точно не знаю.

Пары заканчиваются в три пятнадцать, и я вместе с толпой иду в сторону выхода, потом сворачиваю к кафешке. Там немноголюдно, в такой час приходят только любители внеклассных занятий вроде студенческого совета, самодеятельности или профсоюза. Сев за тот самый столик Кострова, я прячусь в нише – зарываюсь в декоративные подушки так, чтобы скрыть колени, а потом закрываю глаза.