И хотя это единственное свидетельство о драматических потугах петиметра, журнал «Полезное с приятным» допускает, что щеголь может «прокрикивать… некоторые стишки из трагедии» (впрочем, «как попугай, без всякого смысла»). Забавно, что Сумароков, как бы учитывая эту особенность вертопрахов, издал «Любовную гадательную книгу» (1774), составленную из двустиший любовной тематики, взятых из шести своих трагедий. Книжка эта предназначалась не для непосредственного чтения, а для гадания с помощью игральной кости, указующей на соответствующий номер выбранного наудачу двустишия.
Своеобычный сатирический ракурс получила тема щегольства и в так называемой низовой культуре, охватывающей самые широкие читательские круги. Этнограф Дмитрий Ровинский в капитальном труде «Русские народные картинки» приводит целый ряд забавных лубочных листов, живописующих не только эксцентрическую трехэтажную прическу щеголих, но и их огромные чепцы кораблем, высокие модные шляпки, красные сапоги, черные мушки, налепляемые на лицо, грудь и руки. Таким лубкам в еще большей степени свойственна бьющая в глаза карикатурность, граничащая с явной издевкой. Приводится здесь и речь петиметров. Однако, рассчитанная на восприятие самым незамысловатым читателем, она адаптирована и лишена непонятных галлицизмов, а потому вполне доходчива. Например, текст мог быть такой:
«Услужи, радость, мне, собери все наши модные слова и напечатай их особливою книжкою, под именем "Модного женского словаря", ты многих одолжишь… Мы бы тебя до смерти захвалили», – писала в журнал «Живописец» некая щеголиха. Издатель, однако, рассудил за благо поместить такой лексикон на страницах своего журнала и назвать его – «Опыт модного словаря щегольского наречия». Открывался словарь словом «Ах!», о котором говорилось, что щеголихи изменили его употребление: «В их наречии “Ах” большею частью преследуется смехом, а иногда говорится в ироническом смысле; итак, удивительный и ужасный “Ах” переменился в шуточное восклицание». Далее приводятся примеры щегольского употребления междометия: «Мужчина, притащи себя ко мне, я до тебя охотница. – Ах, как ты славен! Ужесть, ужесть, я от тебя падаю!.. Ах… Ха, ха, ха… Ах, как он славен, с чужою женою и помахаться не смеет – еще и за грех ставит! Прекрасно, перестань шутить по чести, у меня от этого сделается теснота в голове. – Ах, как это славно! Ха, ха, ха. – Они до смерти друг друга залюбят. – Ах, мужчина, ты уморил меня».
Другой образчик модного лексикона принадлежит литератору Николаю Осипову, напечатавшему в своем журнале «Что-нибудь от безделья на досуге» (1800) «Опыт Ученаго и Моднаго Словаря» и «Лексикон для щеголей и модников». Первый из названных опытов имел подзаголовок «Ключ ко всем дверям, ларцам, сундукам, шкапам и ящикам Учености». Какого рода эта ученость, видно из следующих словарных статей: «Библиотека, Книгохранилище. Ученые люди располагают свои библиотеки по содержанию книг; а щеголи полагают их в число домовых украшений, устанавливают в шкапах по величине переплетов, которые должны сообразоваться с цветом комнатных обоев»; «Уметь жить… уметь всякой раз сказать что-нибудь забавное, по моде шаркать, прыгать и вертеться, писать любовные письма и говорить в собраниях всякую пустошь с театральным тоном и кривлянием»; «Щегольство есть модная болезнь, которая столько же неизлечима, как чума или оспа».