Дерзость

Наступило утро. Стась предложил нам провести день в его лесной землянке. Мы согласились. Отойдя немного от хутора, очутились на вырубке недалеко от дороги. Снег здесь был утоптан, всюду лежали срубленные молодые деревья и кустарник, якобы заготовленные на дрова. Стась раскидал хворост, ухватился за край только ему известного люка, сделанного вровень с землей, поднял его и предложил нам спуститься. Землянка оказалась неглубокой, не более полутора метров. В ней было холодно и сыро, как в могиле, но все-таки лучше, чем в лесу под открытым небом. Стась пообещал прийти вечером, попрощался с нами, закрыл люк и закидал его сверху хворостом. Затем все стихло. Мы остались одни.

Очень хотелось спать. Бодрствовать решили по очереди, и вскоре все, кроме "дневального", тесно прижавшись друг к другу, заснули.

Вечером пришел Стась, принес хлеба, картошки и кислого молока. Мы перекусили. Стась ушел вместе с Макаревичем. Они взяли рацию и комплект питания к ней, чтобы спрятать все это в надежном месте.

Перед уходом Станислав предупредил нас, чтобы мы были осторожнее, не вступали в контакт с незнакомыми людьми. Жандармы часто переодеваются в гражданскую одежду и очень интересуются партизанами и десантниками. "Мы-то их знаем, — сказал он, — а вы... Словом, будьте внимательны..."

Гришин развернул свою рацию. Ребята помогли ему растянуть между деревьями антенну. Он быстро связался с Центром и перешел на прием.

"Дорогие товарищи! — отстукивала морзянка. — Горячо поздравляем вас с новым, 1945 годом — годом окончательного разгрома врага. Желаем вам здоровья, сил и успехов в вашей трудной боевой работе во славу нашей доблестной армии Всех обнимаем".

Под этой радиограммой не было привычной подписи Хозяина. И лишь много позже мы узнали, что поздравлял нас в ту новогоднюю ночь сам командующий фронтом Константин Константинович Рокоссовский.

Вторая радиограмма была уже от Хозяина: "Есть ли войска в Мышепце, Кадзидло — срочно".

Кадзидло и Мышенец — узлы железных и шоссейных дорог, расположенные в нескольких десятках километров от плацдарма наших войск под Остроленкой. Необходимые для командования данные у нас были, но передать заготовленную радиограмму мы не успели. Вернулся встревоженный Макаревич и сообщил, что на хуторах, несмотря на поздний час, появились жандармы. Разбившись на две группы и условившись о месте и времени встречи, мы разошлись в разных направлениях. Наша радиограмма пошла на другой день: "Мышенец — гестапо, жандармерия, войск нет. Чарня — жандармерия, саперная часть. Из деревень Провары, Волново население выселено — ожидают войска. Из окрестных сел вдоль шоссе Кадзидло Остроленка население выселено, деревни заняты войсками. Макаревича нашел в группе Ухова. Питание к рации кончается — срочно груз".

Немедленно последовал ответ: "Почему нет питания? Место выброски, сигналы".

Питание к рации у нас еще было. В запасе имелся комплект к рации Макаревича, спрятанный в хлеву у Стася, но, зная по опыту, насколько трудно зимой дождаться летной погоды, я решил запросить груз заблаговременно. Пришлось немного покривить душой и сообщить: "2.1.45. При выброске потеряли мешок. Искать не было возможности".

Уточнять там не стали и сразу сообщили: "С 3-го на 4-е самолет По-2. Место приема, сигналы"

Через Стася я немедленно связался с Мосаковским.

— Нужна ваша помощь. Надо принимать груз. Его могут сбросить, могут и не сбросить, все зависит от погоды. Всей группой заниматься этим делом мы не можем — надо работать. Можно ли привлечь к этому делу поляков?

— Почему же нельзя, есть очень надежные хлопцы, — ответил Мосаковский.

— Где можно принять груз?

— Безопасного для нас и для самолета места поблизости, пожалуй, не найти. Надо принимать его прямо на действующей дороге.

— А как костры?

— Об этом и речи быть не может, только фонарики.

Выбрав на дороге место, где к ней с обеих сторон подступал лес, в тот же вечер, 2 января, я передал радиограмму: "Место выброски — действующая дорога Завады — Ольшины. Три фонаря в линию при шуме мотора. Время после 24 00. Зона опасная. Выбора нет".

Но самолет не прилетел, напрасно ждали его наши люди. Не появился он и после. Погода не благоприятствовала полетам.

А боевая работа между тем продолжалась. Как только заканчивался короткий зимний день и сгущались сумерки, мы приступали к делу. Попарно, по трое уходили на задания, возвращались, сообщали Хозяину полученные данные и снова расходились. Шли в те районы, где, по рассказам наших многочисленных помощников, появлялись новые воинские части противника, строились укрепления или замечалась переброска войск.

Только радист Гришин часто оставался один. Его мы берегли и не всегда брали с собой. Не было почти ни одного дня, когда бы Николай не выходил на связь, почти всегда с нового места и в разное время.