Дерзость

Двигаться далее на север без питания к рации не имело никакого смысла, а последняя радиограмма Хозяина официально отменяла прежний приказ следовать на Вилленберг. Поворачивать назад, в сторону Остроленки, тоже не было расчета, так как до нашего соединения с наступающей армией оставались, видимо, считанные дни. Мы вышли к деревне Длуге и расположились в одной из пустующих землянок местных жителей. Лева с Костей для уточнения обстановки на польско-прусской границе снова ушли в разведку.

В ночь на 23 января в Длугу вошла отступающая немецкая пехота. Миша Козич отправился в деревню разведать обстановку. Вернулся он поздно. Поляки сообщили ему, что на окраине деревни еще вечером была короткая стычка передовых частей Красной Армии с гитлеровцами. В эту ночь никто из нас, конечно же, не спал. Не до сна было. Из просторной, глубокой и достаточно теплой землянки под утро мы перебрались в маленькую, такого же типа, какие рыли обычно в Белоруссии. Полметра в землю, а затем двускатная крыша из жердей. Зато видно далеко вокруг — незаметно к нам подойти было невозможно. Боеприпасов у нас осталось очень мало, в случае чего могли отпугивать немцев только одиночными выстрелами из автоматов и винтовок. Но мы были твердо уверены в том, что специально против нас они не пойдут, разве что выйдут случайно.

Утром разгорелся бой за село. Немецкая пехота и обоз под прикрытием минометного огня начали отходить. В отступающей колонне гитлеровцев стали рваться снаряды нашей артиллерии.

В это время мы заметили, что к нам перебежками приближаются два человека. На всякий случай приготовились к бою.

Однако тревога оказалась напрасной. Поляки — а это были они — принесли нам радостную весть. В деревню вступили советские войска.

Ждать мы больше не могли. Не обращая внимания на продолжавшие рваться мины, все побежали к деревне. На южной окраине Длуги польские товарищи представили нас пехотному генералу.

— Вот ваши разведчики, мы их добре знаем, — сказал один из поляков.

Командир 139-й стрелковой дивизии генерал-майор Иосиф Константинович Кириллин со своими штабистами сидел на завалинке ветхого домика и что-то отыскивал на карте. Генерал поднялся, с любопытством взглянул на нас.

— Разрешите представиться, товарищ генерал. Командир разведгруппы штаба 2-го Белорусского фронта Матрогов. Группа действовала в немецком тылу с конца декабря и до сего дня. Докладываю...

— Это потом, потом, — перебил меня генерал. Он отступил на шаг, с восхищением, как мне показалось, посмотрел на нас и произнес: — Молодцы, ребята! Спасибо вам. — Затем обнял и расцеловал каждого.

Солдаты и офицеры окружили нас и стали наперебой расспрашивать:

— Летели зимой?

— Спускались на парашютах?

— Никто не встречал?..

А мы стояли перед ними худые, обросшие, радостно возбужденные. Когда восторги немного улеглись, я рассказал генералу об оборонительных сооружениях противника, которые могут встретиться на пути наступления дивизии, о том, что основные силы противника из районов Остроленка, Псашныш, Хожеле отошли на север и перед дивизией остался лишь заслон. Иосиф Константинович внимательно все выслушал, задал несколько вопросов, приказал накормить нас и отправить в штаб корпуса. Там быстро связались со штабом фронта. Вскоре за нами приехал майор Медведовский и отвез в только что освобожденный город Цеханув. Здесь я снова слег — сказалось последнее ранение.

Стояли мы на Пултусской улице. Хозяйка дома, мать двоих уже взрослых детей, была добрейшей женщиной. Она уложила меня в постель, укрыла пуховым одеялом и начала колдовать. Компрессы, банки, горчичники сделали свое дело. Боль в груди, кашель и одышка стали проходить. Через несколько дней я был уже на ногах.

Все вроде бы сложилось хорошо, но очень беспокоила судьба Левы Никольского и Кости Арлетинова. Ребята ведь так и не вернулись из разведки. Что с ними? Живы ли? Если и живы, то поверят ли им, что они выполняли задание в тылу противника. Трудно моим товарищам будет объяснить, почему они оторвались от остальных и вышли из тыла только вдвоем. Первый вопрос, который им зададут: а где же группа?

Мои опасения оказались не напрасными. Когда Лева с Костей встретились с одной из частей наступающих советских войск, то разобрались с ними далеко не сразу. Привезли их к нам только через десять дней.

Ребятам довелось побывать в освобожденном городе Мышенце. Там им рассказали, что наших верных товарищей Тадека Зиглера, Элеонору Плишку и ее дочь Стефанию жестоко пытали в гестапо. Но палачи ничего не добились. Польские патриоты приняли мученическую смерть, но никого не выдали. Они погибли как герои.